– Фамм, ты хочешь что-то сказать мне? Да.

– Да. Фамм. Тебе сказать.

– Кто ты такой, Фамм?

– Ты знаешь. Ты вспомнишь. Сейчас не важно. Ты вернулась. Лекаэ. Вернулась домой. Хорошо. Но уже поздно. Карх. Карх проснулся.

– Карх? Кто такой Карх?

– Карх. Плохо. Гоор-Гот сделал кархов. Кимвер убил Гоор-Гота. Кимвер убил кархов. Всех. Но один карх стал снова живым. Этот карх – бессмертный.

– Подожди, подожди! – В голове у Леки все уже смешалось в кашу. – Горгота – это кто такой?

– Дух. Большой Дух. Из черного колодца. Не важно. Он умер.

– А этот, как его там... Карх?

– Карх – тоже дух. У него тело зверя. Страшный зверь. Жестокий. Он не может умереть.

– А третий кто? Который всех убил? Кимвер.

– Он бессмертный.

– Тьфу ты черт! Послушать, у тебя все бессмертные. Духи часто бывают бессмертны. Люди – очень редко.

– Кимвер – только один бессмертный человек сейчас. Других нет.

– Ну а я-то какое отношение ко всему этому имею?

– Предупредить кимвера. Спасти его. Карх хочет убить его. Он может убить кимвера. Это нельзя. Кимвер должен жить. Иначе все сдвинется.

– Что сдвинется?

– Мир. Сдвинется раньше времени. Мир все равно сдвинется. Люди глухи. Они не слышат движения. Но придет Слепое Пятно – и их пора закончится. Мир сдвинется все равно. Но пока рано. Кимвер должен жить.

– А почему тебе самому не предупредить этого самого Кимвера?

– Лесные твари боятся говорить с кимверами. Кимверы убили много лесных тварей, когда становились людьми. Ты скажи кимверу.

– Где же мне его найти?

– Кимвер – твой друг.

– Друг?!!

– Да. Кимвер был там. В бане. Он хотел меня потрогать. Я боялся.

– Кимвер – это Демид?!!

– Да.

* * *

– Эй, ты! Король Крыс! Вылезай! Я знаю, что ты здесь!

Слова Демида эхом отразились от старых кирпичных стен и смешались с жирным чавканьем капель, падающих с потолка. Демид стоял, широко расставив ноги, на земляном полу, заваленном обглоданными костями, рваными тряпками, высохшими бурыми ошметками мяса. Демид старался не думать о том, чье это было мясо.

Он пришел сюда сам. Он пришел в это мрачное подземелье, отмеченное на карте головой паука, сырой затхлый подвал, где нечем было дышать от вони разлагающихся трупов. Огромный подвал, подземные кишки заброшенной фабрики. Здесь можно было бы ездить на БТР. Только у Демида не было БТР. У него не было ничего, кроме самого себя – Демида. Да и ни к чему ему было все лишнее. Не хотел он больше связываться ни с Конторой, ни с МВД, ни со следователем Фоминых, Это было ЕГО дело. Король Крыс мешал лично ему. Лично к Демиду предъявлял Король Крыс какие-то счеты. А Демид был сейчас не в том положении, чтобы надменно проигнорировать убийственные выпады в свою сторону… Он был слишком слаб, чтобы беспечно играть с Королем Крыс. Он был слишком слаб и растерян, чтобы позволить Королю Крыс остаться в живых.

Он был слаб, и потому особенно опасен. Так бывает опасен подраненный хищник.

– Иди сюда, – сказал он. – Или я подожгу этот склеп. Огня ты боишься, я знаю. Шакалы всегда боятся огня. Иди сюда.

На стенах бурой, запекшейся кровью были намалеваны пауки. Пауки с треугольными телами.

* * *

– Поздно, – сказала Лека. – Он уже там. Он уже в логове этого карха.

Пелена словно спала с ее глаз. Она увидела Демида в мрачном подвале – бледного, сосредоточенного. Увидела всего на секунду, но этого было достаточно. В руках Демид сжимал черный зонтик. Лека знала, что это был за зонтик.

– Он пришел к карху, – сказала она.

* * *

Тень в углу беззвучно отделилась от стены и сделала шаг в сторону.

– Кимвер. Защитник, – сказала она. – Пришел. Сам. Ты принес мой подарок?

– Нет. – Демид едва согнул ноги и переложил Штуковину в правую руку. – Я выкинул твой подарок на хрен. Он мне не понравился. Я не люблю золото. Особенно порченое золото.

– Плохо. – Король Крыс побежал расслабленной, вихляющейся походкой вдоль стены. – Я рассчитывал еще раз увидеть его. На твоей руке. Он дал бы тебе силу. Мы были бы равны. А теперь ты слаб, кимвер. Расправиться с тобой будет не труднее, чем с любым другим Мясом. А это неинтересно.

– Я не кимвер, – сказал Демид. – Я – Демид.

– Ты – кимвер. Ты всегда был кимвером, Кимвер – это твой дух. Твоя душа. Только она слишком прочная, твоя душа. Она прочнее, чем твое человеческое тело. Она прочнее, чем прочие человеческие душонки. Ни рай, ни ад кимверам недоступны. И когда очередное тело их дохнет от старости, душа кимвера вынуждена мотаться в бесплотном, безмозглом состоянии, пока ей не будет дозволено родиться вновь на земле. Ты – гнусный кимвер, Демид. Дух Неприкаянный. Один из двух сотен кимверов, существовавших в Цветном Мире. Но теперь ты остался один. Последний. Остальные кимверы больше не вернутся в человеческие тела. Их срок истек.

– Ну и плевать, – сказал Демид. – Кимвер я, или какой-нибудь там Шмиттельгаузен, или просто Рабинович, какое это имеет значение? Я не хочу знать о себе ничего такого, что выходит за рамки обыденного. Я знаю, что у меня есть куча необычных способностей. Но я показал им большой кукиш, Король Крыс. Я наложил на них табу, Король Крыс. Я выкинул их из своего сознания. Забыл. И тебе не советовал бы про них напоминать.

– Хе-хе... – Король Крыс все также трусил кругами вдоль стен, и Демид едва успевал поворачиваться, чтобы оставаться к нему лицом. – Ты все упрощаешь, Защитник. Ты хочешь выйти из игры. Это совсем несложно, Защитник. Я выведу тебя из игры. Ты мне больше не нужен. Ты мне мешаешь.

* * *

– Плохо. Плохо. Плохо. – Шепот Фамма в голове стал хриплым, испуганным. – Кимвер не должен идти сейчас. Кимвер должен прятаться. Он забыл все. Он больной кимвер. Карх убьет его.

– Значит, Демид – не человек?

– Ужас, ужас, ужас в сердце. Демид умрет? Как помочь ему?

– Человек. Кимвер – это особый человек. С особой душой. Кимвер не знает, что он – кимвер. Ум не знает. Но душа знает. Она не дает такому человеку жить спокойно.

– А я – тоже кимвер? Я ведь тоже необычная.

– Нет. Ты – не кимвер. Ты – наша.

– Кто – наша?

Но Банник уже исчез. Исчез, оставив насмерть перепуганную девушку в одиночестве.

* * *

Все так и делается. Очень трудно свалить столб, врытый в землю. Его нужно расшатать. Король Крыс расшатал его вполне достаточно. У Демида уже в глазах рябило от мелькания кирпичных стен, от мелькания облезлого грязного собачьего тела, его мутило от омерзительной вони – он был очень чувствителен к запахам.