Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав последние слова, Дайнека подняла глаза, и Воланд поторопился предварить ее вопрос:
– Я знаю, что в ней. Нина не хотела, чтобы о содержимом стало известно отчиму и ее матери. Она боялась, что отчим может похитить драгоценности. Похоже, он о чем-то догадывался. Я не могу отдать драгоценности матери Нины, зная, как она этого не хотела. Но я не вправе оставить их у себя.
Воланд встал и, прощаясь, сказал уже другим тоном, строгим и сдержанным:
– Несмотря на то, что вы, видимо, оставите нас, прошу вас зайти как-нибудь ко мне в кабинет – я передам вам коробку. Думаю, вы найдете выход из этой непростой для нас с вами ситуации.
Воланд учтиво попрощался и вышел. Дайнека закрыла за ним дверь. Ей было грустно. Чувство потери и безвозвратности снова вернулось, но мысль о том, что Нина не ошиблась в любимом человеке, несколько притупляла боль, придавая ей сентиментальную окраску.
Дайнека поплелась в ванную, где, смывая толстый слой макияжа, потихоньку всхлипывала. Сквозь шум воды она услышала звонок и напряглась. Вытерла лицо и направилась в прихожую.
На пороге стояла Розовая Роза.
Взглянув друг на друга, они, как по команде, одновременно открыли рты и… вдруг взорвались истерическим хохотом. Синяки на их лицах были выполнены по одному лекалу.
Они стояли и смеялись, как две побитые дуры. Потом сидели за столом и, разговаривая, допивали вино.
Дайнека проснулась поздно. Собираясь к отцу в больницу, долго и бестолково бегала в голубом неглиже по квартире.
Теперь, пытаясь успеть до обеда, обгоняла машины и нарушала все существующие дорожные правила.
Путь от ворот до входа в стационар она преодолела мгновенно. Пробежав мимо вахтера, устремилась к лифту. Но тот, как назло, останавливался на каждом этаже, подолгу впуская и выпуская занедуживший народ, так что она не скоро добралась до нужного ей седьмого.
Дайнека долго бежала по бесконечно длинному коридору, вглядываясь в таблички на дверях палат. Наконец, заметив нужную, распахнула дверь и остановилась.
У окна, спиной к ней, стояла женщина в белом халате. Плечи ее вздрагивали. Кровать была пуста.
– Что? Что случилось?! Отец…
Женщина обернулась. Это была Елена Петровна Кузнецова, сотрудница отца и, как считали в офисе, его любовница. Отец избегал говорить о ней. Она была замужем.
Елена Петровна вытерла глаза. Потом, заметив, что Дайнека напугана, сказала с грустной улыбкой:
– Ничего не случилось, просто он убежал… Да, да, взял и сбежал из больницы…
Дайнека закрыла ладонями лицо и стояла так, пытаясь успокоиться. Потом подошла к Елене Петровне, обняла ее и заплакала.
– Успокойся, успокойся… Ведь он у нас «хулиган», сама знаешь. Когда я примчалась в палату, сначала подумала, что вышел. Ждала, ждала, пока не поняла, что он просто удрал. Нянечка потом рассказала, она его видела.
Дайнека молча кивнула. Вспомнила слезы, которые, обернувшись к ней, смахнула Елена Петровна. Теперь ей стало понятно, что за их с отцом дружескими отношениями стоит нечто большее. По крайней мере, со стороны Елены Петровны.
Через пятнадцать минут они ехали в сторону отцовского офиса, потому что знали – найти его можно было только там.
В дверь кабинета вежливо постучали.
– Войдите.
– Вячеслав Алексеевич, вызывали?
– Да, заходи, Сергей.
В кабинет вошел невысокий худенький паренек.
Обычно, представляя его кому-то, сотрудники фирмы ожидали ответной реакции того, кому его представляли. Сергей Вешкин был начальником отдела безопасности «Евросибирского холдинга», однако всем своим видом опровергал устоявшиеся представления об этой работе: щупленький, сутулый, в очках. Да еще улыбка такая, что хотелось его расцеловать, до того был мил.
Но если бы конкуренты, недоброжелатели и враги холдинга знали его так, как знал Вячеслав Алексеевич, то они бы немедленно отказались от любых происков по причине их заведомой обреченности.
Добрейший, интеллигентнейший и милейший Сережа был необычайно умен, изобретателен и изворотлив. За несколько лет службы он сумел так организовать работу своего департамента, что и муха бесконтрольно не пролетала.
– Что у тебя по сегодняшнему звонку? – спросил его Вячеслав Алексеевич.
– Голос, несомненно, тот же, но вел себя слишком напористо. Во всяком случае, мне так показалось, – с расстановкой проговорил Сергей.
– Я старался говорить как можно дольше.
– Да, Вячеслав Алексеевич, вы все сделали правильно, и мы его засекли. Он звонил из парикмахерской на Земляном Валу. Когда мы приехали, его там уже не было. Девушка-администратор сказала, что мужчина не стригся. Зашел, позвонил, вышел. Описала очень неопределенно – высокий, внешность неприметная, возраст средний. В общем – никакой. На чем подъезжал, тоже никто не видел, от парикмахерской ушел пешком. Пока все.
– Что же делать? Это был второй звонок. Он угрожает, рассказывает такие подробности из жизни моей дочери, что мне становится не по себе. Откуда он все знает? Что мне делать, Сережа?
– Ждать, пока он проколется. А уж мы не прозеваем, будьте уверены.
– А до того?
– А до того присматривайте за дочкой.
– Хороший совет…
– Я серьезно. – Сергей Вешкин потянулся к телефону. – Если нужна помощь, своих ребят пришлю.
– Нет, Сережа, это лишнее, я сам. Завтра увезу ее на дачу, что бы она мне ни говорила. Иди, спасибо… Будем ждать.
Вячеслав Алексеевич встал с кресла и подошел к окну.
Сегодня, когда утром он вошел в кабинет, раздался телефонный звонок.
– Здравствуйте, вы узнаете меня?
– Да… – осипшим вдруг голосом проговорил Вячеслав Алексеевич.
– Вы никак не отреагировали на мой прошлый звонок. Еще не поняли, что я не шучу?
– Да понял я, понял, – стараясь изобразить замешательство, сказал он, зная, что в отделе безопасности уже засекают звонок. – Я верю, что вы говорите правду и у вас серьезные намерения. Я видел свою дочь вчера и сразу все понял.
– Похоже, папаша, мне все же придется всерьез заняться твоей дочуркой. Ты плохо понял, иначе она убралась бы подальше, а не шастала по квартире… в голубом бюстгальтере. – Аноним гнусно хихикнул.
– Подождите, подождите! – закричал Вячеслав Алексеевич, но трубку уже положили.
Его удивил этот звонок, хотя он знал, что вслед за первым наверняка последует второй. Неожиданно сильно Вячеслава Алексеевича потрясло упоминание о голубом бюстгальтере дочери. И теперь он проклинал себя за то, что не настоял на своем и не увез ее на дачу. Одна только мысль крутилась в его голове: неужели мерзавец подобрался настолько близко, что… Он не желал больше думать об этом.