Нас выталкивают вперед, к небольшому возвышению, у которого лежат две пары цепей, не больше шести футов в длину, увенчанные широкими ободками сциловых наручников.

На первый взгляд нет в этом возвышении ничего необычного. Каменюка и каменюка: прямоугольная, невысокая, едва ли мне до середины бедра.

Темно-бордовая, искрящаяся, полупрозрачная, но совершенно не вызывающая ничего необычного. Ни единого движения под кожей, никакого вопля даже на самом дальнем краешке сознания.

Ворон даже в ее сторону не смотрит — о чем может идти речь?

Если древний город, на задворки которого нас притащили, пробуждает где-то внутри самые гадкие подозрения, замешанные на горьковатом отвращении, то постамент выглядит как основание какого-то памятника, давно снесенного первыми жителями планеты.

Взгляд скользит по гладкой поверхности, выхватывает узоры и надписи на незнакомом мне языке. Это абсолютно точно не общее наречие и не его производные, не кулганский, не аркелонский и не хадах-ти.

Будь тот кулганец здесь — наверняка бы определил, что тут написано.

Чувствую, что это важно.

То, что может рассказать этот камень, — жизненно необходимо, потому рассматриваю поверхность жадно, пытаюсь запомнить каждую черточку, впадинку, излом странного светящегося узора, точки, тире и завитки.

Бардо как-то странно вздрагивает и указывает подбородком на неизвестный предмет, похожий на наконечник копья.

Он почти сливается по цвету с постаментом, но все равно выделяется двумя-тремя чернильными пятнами, расплывшимися на сверкающем острие.

Новый толчок в спину и удар под колени. Шиплю от боли и дергаюсь, но силовые веревки держат крепко, не вырваться. На запястьях защелкиваются сциловые наручники, тихо звякают цепи. Я чувствую присутствие женщины за спиной, кожей ощущая жар ее тела. Два тюремщика стоят в стороне, позволяя своей госпоже творить все, что вздумается.

В горло упирается что-то острое.

Я слышу едва различимое шуршание, когда клинок протыкает кожу и замирает, подвесив меня в считаных дюймах от смерти. Рана щиплет, по коже вниз текут тяжелые вязкие капли. Воротник рубашки мокнет, а затылок прошивают тысячи раскаленных иголок. Сглатываю с трудом и пытаюсь даже не дышать лишний раз.

— Ваши наручники — чистейший сцил и берлида, — шершавый горячий язык проходится по горлу, собирая кровь. — Их прочность так высока, что без ключа вам остается только отгрызть себе руки.

Ворон в груди дергается от отвращения, но я приказываю ему сидеть смирно.

Пока еще не время.

Бабы, если дать им ощутить собственную власть, становятся полезно-болтливыми. Особенно такие. Только слепой бы не заметил, что безымянной помощнице тесно в тени своего господина. Хочется показать себя главной, хозяйкой положения. Чем она сейчас активно и занимается, оставляя новые шрамы на моем горле.

Она не откажет себе в удовольствии покрасоваться.

А я очень-очень хочу знать, где Ши.

— Если вам нужна наша кровь, — выдыхаю сквозь стиснутые зубы, а лезвие смещается в сторону и упирается в выемку над ключицами, — то перерезали бы нам глотки еще на взлетной площадке.

— Вас надо было проверить, — парирует женщина и чуть ведет запястьем, вырывая из меня судорожный, болезненный вздох. — Вас сканировали всю дорогу до жилых кварталов. Нам нужна только чистая, неиспорченная кровь. Жаль, девке не повезло, — голос падает до тихого шепота. — Корэкс от нее живого места не оставит.

— Зачем ему полукровка? — облизываю пересохшие губы. — Они же отбросы, едва ли сгодятся для чего-то, кроме постельных развлечений!

— Камкери — очень интересный народ, — женщина отстраняется, а я чуть поворачиваю голову и замечаю взгляд Бардо, полный вопросов и недоумения.

Подожди еще немного, дружище. Я должен знать!

— Когда Корэкс с ней закончит, она не вспомнит даже своего имени! — продолжает распинаться наша тюремщица. — Сейчас девка, наверное, видит самые жуткие во вселенной кошмары.

Громкий хлопок на мгновение меня оглушает.

А когда перед глазами перестают расплываться зеленые и красные круги, я вижу у своих ног искалеченное тело безымянной помощницы. Точно в центре ее лица дымится внушительная дыра, а в воздухе медленно растекается запах паленой плоти.

Еще два выстрела, в которых я безошибочно узнаю стандартное оружие Звездной гильдии, глухие удары падающих тел — и рядом раздается ехидный писк.

Бардо издает короткий смешок, когда упитанный енот подкатывается к его ногам.

— Быстро ты.

Щелкают оковы, и я с удовольствием растираю запястья, поворачиваюсь к Фэду и вижу на лице магистра какое-то совсем незнакомое мне чувство. Мужчина рассматривает меня пристальнее обычного, даже принюхивается как животное, а я только сейчас понимаю, что он видит нитки связи, тянущиеся от меня к Ши. Тонкие губы кривятся в улыбке, а карие глаза вспыхивают каким-то мрачным, торжествующим весельем.

Будто магистр…огорчен?

«Снова не я».

Вот что читается в его взгляде, отчего я на секунду даже подвисаю и не могу собраться с мыслями.

— Где твоя пара? — бросает магистр.

— Не знаю, — отвечаю честно и не хочу завязывать грызню прямо сейчас. Фэд задолжал нам всем объяснение, как минимум.

— Тогда используй ворона и найди ее, пульсар тебе в зад! — рявкает мужчина и помогает Бардо подняться. Срывает с его головы венец и гадливо отбрасывает ободок в сторону, будто ухватил ядовитую змею.

У входа маячат трое приближенных Фэда: проверенные бойцы, вышколенные им лично; а среди них я, к своему изумлению, замечаю долговязую девчонку.

Она ловит мой взгляд и хмурится как-то затравленно, а вот на магистра смотрит с таким обожанием, что у меня дрожь по спине идет.

А в самой сердцевине нутра девчонки я вижу слабый золотистый огонек второй души.

Слишком много двоедушников на одну долбаную пещеру.

Чудеса, да и только!

Зову ворона, а когда комок перьев взгромождается мне на плечо, енот Фэда что-то хрипло тявкает и укатывается под ноги хозяина.

— Давай искать Колючку, дружище, — бормочу тихо, а ворон склоняет голову набок и громко каркает, — покажи мне нужную дорогу.

Пока птица прислушивается к связи Ши, Бардо осматривает тела охранников и сумасшедшей тюремщицы. Но больше всего его интересует постамент и лежащий на нем предмет.

Фэд щелкает пальцами, и девчонка из сопровождения подбегает к магистру с черным непроницаемым контейнером.

— Упакуй, — бросает он сухой приказ, но девочка мешкает, за что получает от магистра увесистую затрещину. Тихо вскрикивает и отскакивает в сторону, как ужаленная. — Я личным помощникам команды дважды не отдаю, черепаха столетняя!