Владимир пожал плечами и сел в машину. Но дверь не закрыл.

– А стервятники уже налетели, – еле слышно сказал он.

– В смысле? – переспросила Оксана. И тут же поняла, о чём речь.

– Типа, если ваша девочка не очнётся, то почки, кожа, сердце… – Владимир нервно засмеялся. – Деньги предлагают. А у нас ведь ещё Дашка.

– А с ней что?

– Врачи говорят: то же самое, но медленнее развивается. Сидит, молчит… вроде аутизма. Нужна срочная терапия, и тоже деньги немалые.

– А Галка что?

Владимир вздохнул и махнул рукой:

– Представь, тебя поставили перед выбором: разобрать одну дочь на запчасти, чтобы попытаться спасти другую, или потерять обеих.

– Не представляю… – прошептала Оксана.

Владимир немного помолчал, а потом с надеждой посмотрел на Александра:

– Сань, а может, всё-таки сходим ещё раз к камню? Попросим, пусть вернёт всё, как было.

– Ага, – кивнул Александр. – А ещё надо ёлку срубленную обратно в лес отнести. Нет, Вовка. Точка невозврата пройдена. Теперь только вперёд.

– Куда вперёд?! Куда?! – закричал Владимир.

– Ладно, ладно! – согласился Александр, чтобы как-то его успокоить. – Давай сходим. Чем чёрт не шутит? Только мне сначала надо вторую пару лыж отыскать. Я их в селе оставил, когда бульдозер угонял. Сейчас мы с Оксаной поедем их заберём, а завтра с утра… Хорошо?

Владимир кивнул, захлопнул дверцу и махнул Бобу рукой «поехали».

Оксана, Александр и Рая вернулись в дом.

– Боже, какой кошмар! – обхватив голову руками, запричитала Рая. – Я бы с ума сошла. Бедная Галка!

– Мне тоже предлагали подписать такой договор, – усмехнулась Оксана. – Если я вдруг умру, чтобы позволила свои органы на пересадку…

– И что? Ты согласилась?

– Нет, конечно! Зачем делать так, чтобы кому-то была выгодна моя смерть? – засмеялась Оксана. – Да и в деньгах я не нуждалась.

– Если бы мне такое предложили, это бы не так страшно, – сказала Рая. – Но это же дети! Как можно такое предлагать матери?!

– А почему нельзя? Ведь у кого-то тоже дети годами ждут, когда появится подходящий донорский орган.

– Господи! – застонала Рая. – Выходит, им выгодно, чтобы Маша не выжила! Они ждут её смерти?!

– Действительно страшно, – кивнула Оксана. – Но если всё-таки это случится, то надо соглашаться, мне кажется.

– Что ты говоришь?! – Рая побледнела. – Типун тебе на язык!

– А чего я такого сказала? – удивилась Оксана.

– Ты что?! Правда, не понимаешь?

Оксана пожала плечами.

– Вот чего я действительно не могу понять, почему женщины перестают соображать, когда что-то случается с их детьми. Разве истерикой или апатией можно что-то исправить? А у Галки это вообще гипертрофированно. Как другим советы по психологии давать, так это она всегда с радостью, а как коснёшься чуть-чуть её больного места… – Оксана махнула рукой. – А может, у меня просто нет материнского инстинкта? Или я настолько боюсь проблем с детьми, что ампутировала себе какую-то часть души? Не знаю… Но я действительно не могу почувствовать этот ужас. Головой понимаю, а боли в душе нет. Наверное, это кажется циничным, безнравственным… даже не знаю, каким словом ещё назвать. Если бы я могла почувствовать этот ужас, то, наверное, смогла бы помочь Галине.

– Помочь? Чем? – спросила Рая.

– Трансформировать этот страх.

– Как это?

– Ну как объяснить? – Оксана вздохнула. – Если проникнуть в свой страх, сконцентрироваться на нём, тогда я начинаю видеть… образы, ситуации… как бы кино в воображении. Надо изменить сценарий и переснять это «кино», чтобы получился «хеппи-энд».

– И что? Переснимешь кино, а в реальности-то что изменится? Думаешь, нет страха – нет проблемы?

– Как ни странно, в реальности ситуация решается сама. Можно, конечно, списать всё на случайности, но если бы ты увидела столько «случайностей», сколько я, то поняла бы, что эти процессы как-то взаимосвязаны.

– И как это – «проникнуть в свой страх»? – Рая смотрела недоверчиво, но с интересом.

– Любой страх отражается в теле, – начала пояснять Оксана. – Надо ощутить, в каком месте. Вот представь, что тебе предлагают продать почки Яшки, чтобы на эти деньги вылечить Ваньку.

– Что ты болтаешь?! – Рая вскочила, уронив стул. – Типун тебе… – Она задохнулась и, разрыдавшись, выбежала из дома.

– А чего я такого… – Оксана растерянно посмотрела на Александра. – Я ж для примера. Чтобы она могла почувствовать…

– Давай я тебе для примера кусок мяса из тела вырву, чтобы научить терпеть боль, – предложил Александр.

– Ты сравнил! От слов ведь ничего страшного не произойдёт! Что за паника-то?

– Ты что, правда не понимаешь?!

Оксана пожала плечами.

Приехав в соседнее село, они вышли возле остановки. Несколько человек ожидали автобуса.

– Скажите, пожалуйста! – громко обратилась Оксана к людям. Все настороженно повернулись в её сторону. – Кто-нибудь знает, где живёт человек по имени Митяй?

Все молчали. Некоторые лица выражали искреннее недоумение, кто-то ещё больше насторожился.

– Он так представился, – пояснила Оксана. – Возможно, вы знаете его по имени Дмитрий. Он тут иногда таксистом подрабатывает. У него красный «москвич».

Одна женщина пожала плечами и помотала головой, выразив общее мнение, что с таким человеком незнакомы.

– Мы же дачники, – сказала она. – Далеко не всех жителей знаем. Вы в магазине спросите у продавщицы.

– Точно! Спасибо. – Оксана улыбнулась и села в машину. – Наверняка местный алкаш, – сказала она Александру. – Продавщица их всех должна знать.

Продавщица скучала, едва сдерживая зевоту. На вопрос о Митяе она сделала удивлённое лицо, выпятила вперёд нижнюю губу и помотала головой.

– У него ещё «Москвич» красный, – уточнила Оксана.

– Да откуда мне знать?! Они же на «Москвичах» в магазин не заезжают.

– Возможно, он часто покупает у вас выпивку.

– И что? Я ему по прописке, что ли, выпивку продаю?

– Логично, – усмехнулась Оксана. – Я просто думала, что в деревнях все друг друга знают.

– Так то в деревнях. А у нас село.

– А разве не одно и то же?

– От блин! – возмутилась продавщица. – А ещё городские! Деревню от села не отличают. В селе церква есть, а в деревне нет. Деревня – это вон… Трёшка.