Если мне придется умереть, глядя в лицо Элли Хэммонд, я уйду счастливым человеком.

— Когда ты понял? В самый первый раз? — спрашивает она.

Я играю с прядью ее мягких волос, касаясь их кончиком пальца, думая о далеком прошлом.

— Я думаю, это было в музее. Когда ты флиртовала со мной… И я подумал, что, если бы эта девушка была немного постарше, я бы запал на нее.

Ее брови тянутся вверх.

— Так давно? Я даже не думала.

— Я не хотел, чтобы ты знала. Я думал, что, если оттолкну это, буду игнорировать достаточно долго, это пройдет.

Я целую ее в нос и шепчу, как заговорщик:

— Но этого не прошло.

— Ты знал, что ты мне нравишься?

Я усмехаюсь.

— Да. Твой покерфейс… Ну, у тебя его нет.

Элли высовывает язык — этот милый гребаный язычок, который дразнил меня годами. Я ловлю ее рот и посасываю ее язык. Затем, смеясь, я говорю ей:

— Я подумал, что это была просто влюбленность. Девичья фантазия, которая пройдет, когда ты вырастешь.

Элли наклоняется надо мной и чмокает меня в нос, шепча тем же таинственным тоном:

— Но это не прошло.

— Нет. — Я провожу рукой по влажным прядям ее волос. Облегченный — облегченный и… удивительно довольный.

— Так что же теперь будет? — спрашивает она.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут раздается стук в дверь.

— Элли? Это я — ты не спишь?

Это Оливия. Дверная ручка дергается, но, слава богу, дверь заперта, иначе этот визит стал бы для герцогини шоком. Я наклоняю голову в сторону туалета, и Элли кивает.

Минуту спустя я слышу их разговор через дверь.

— Все в порядке? — спрашивает Элли.

— Да, я просто… хотела тебя увидеть. Мне приснился плохой сон. Николас еще спит; я не хотела его будить — мне надо было убедиться, что с тобой все в порядке.

Я слышу, как Элли выходит в коридор, вероятно, чтобы обнять свою сестру.

— Я в порядке, Ливви. Мне так, так жаль. Я больше не буду так тебя пугать, клянусь.

— Я люблю тебя, Элли.

— Я тоже тебя люблю.

Затем ее тон становится дразнящим.

— И я люблю вас обоих… даже если вы окажетесь маленькими Эрни и демоническим младенцем из «Омена».

Сестры вместе смеются.

Когда я слышу, как Элли закрывает дверь своей спальни, я возвращаюсь в комнату.

— Горизонт чист, — усмехается она, поворачивая замок.

Я падаю на кровать, двигаюсь в центр, провожу рукой по волосам и смотрю, как она идет ко мне.

— Я должен сказать принцу Николасу, — говорю я на выдохе.

Элли сбрасывает халат и присоединяется ко мне на кровати.

Она дуется.

— Ты не хочешь, чтобы я говорил ему? — спрашиваю я.

Она подползает ко мне, ее прелестная попка торчит вверх.

— Нет, я понимаю ситуацию.

Дело в том, что я не думаю, что она понимает. Она не осознает сложностей — или изменений, которым предстоит случиться.

Но я смирился — я сделаю все, что нужно, чтобы удержать ее.

Элли пробегает легкими, как перышко, поцелуями по моим ребрам.

— Может быть, ты немного отложишь мысли о Николасе… пока твоя сперма еще не вытекла из меня?

Я подавляю смешок.

— Черт… что только не выходит из твоего рта.

Она лукаво улыбается и целует меня ниже — вниз по животу, вокруг пупка… и еще ниже.

— В этот момент я хочу, чтобы ты больше сосредоточился на том, что происходит у меня внутри рта.

Мое дыхание со свистом вырывается из меня.

— О, да? — спрашиваю я, запуская руку в ее волосы и сжимая их достаточно крепко, чтобы она это почувствовала.

— Да. — Элли облизывает губы. — Большие, сложные вещи.

Я скребу зубами по нижней губе, так как мне хочется провести ими по ее мягкой, бледной груди — так я и сделаю, и очень скоро.

— Вот так?

Она кивает. А потом моя девочка ухмыляется — дерзко.

Мои губы растягиваются в улыбке, которую, я знаю, она любит.

— Ты когда-нибудь думал об этом? — спрашивает она. — Что я сделаю это с тобой?

— Это моя самая любимая фантазия.

Я обхватываю свою твердеющую плоть и провожу головкой члена по ее губам.

— Это, любовь моя? Это то, чего ты хочешь?

И она, черт возьми, стонет. Я чувствую стон на своей коже.

— Да, я так сильно его хочу.

Она не сводит с меня глаз, высовывая свой маленький язычок, облизывая только кончик. Я провожу членом взад и вперед по ее языку, задевая его с каждым движением, влажный и теплый.

Это кажется невероятным и выглядит фантастически.

И вот все становится еще лучше.

Элли открывает свой розовый пухлый ротик, но сдерживается. Она настраивает нас и ждет… ждет, когда я поведу. И я весь готов подчиняться ей. Поэтому я проталкиваю широкую головку мимо кольца ее губ и проникаю во влажный сосущий жар ее рта.

Ее глаза закатываются, как будто это самое вкусное, что она когда-либо пробовала.

Господи, она пытается убить меня.

Когда головка моего члена касается узкой задней стенки ее горла, я останавливаюсь. И Элли с готовностью берет инициативу в свои руки. Она обхватывает рукой толстый ствол, двигая ртом вверх и вниз, проталкивая его как можно глубже в райское тепло ее рта.

Она мокрая, неряшливая и красивая.

Она боготворит мой член. Пожирает его. Постанывает вокруг него, целует и обожает его с каждым посасыванием и скольжением ее идеальных губ.

Элли облизывает мой член, как леденец на палочке, и гладит мои яйца, как будто они ее новая любимая игрушка. Мое сердце колотится, а дыхание учащается.

— Элли… — предупреждаю я, потому что чувствую, как сжимается и разливается жидкий жар, готовый вырваться наружу. — Элли…

Она двигается быстрее, нажимает сильнее, сосет крепче, выжимая из меня удовольствие. Мои бедра качаются и приподнимаются, толкая член в ее рот, когда она стонет вокруг меня. И я совершенно разбит.

— …боже… боже…

С прерывистым стоном я кончаю ей в рот, в горло, извергаясь снова и снова. Такое ощущение, что я летаю, и звучит как будто я умираю.

Когда все заканчивается, после того как дымка удовольствия рассеивается, я хватаю свою прекрасную девочку и поднимаю ее на свое тело. С одной мыслью в голове — той же самой мыслью, кстати, что была у меня в тот день в музее, давным-давно: я люблю отдавать так же сильно, как и получать.