Часто мы можем любить себя только в том случае, если много на себя берем, и только в зависимости от количества сделанного. Мы не наслаждаемся своей самобытностью и контактом, соединяющим нас с миром, мы живем, ведя бесконечную убыточную бухгалтерию чистой совести и нечистой совести.

Мы не стоим на палубе своей жизни, определяя координаты по звездам, прокладывая курс и держась за штурвал в наслаждении плаванием, мы сидим в трюме, проверяя счета и испытывая легкую, но постоянную тошноту.

Мы всегда чувствуем себя более или менее ответственными за чувство другого человека. Если он грустен или несчастен, это наша вина, мы должны были бы «что-то сделать». То есть мы обвиняем себя. И также охотно считаем другого ответственным или виновным в нашем чувстве: «Я печален или несчастен потому, что ты…» В обоих случаях мы не умеем «быть».

1. В первом случае, будучи всецело поглощенными мыслью о том, что мы несем ответственность за состояние ближнего, мы не умеем просто прислушиваться к нему.

Вспомните подростка, которому хотелось бы, чтобы отец выслушал его. Но отец не умеет слушать, он может только давать тысячи советов и предлагать готовые решения. Прислушиваться – значит доверять способности другого, позволяющей ему самому найти решение. Помогать больному, умирающему, скорбящему – значит соглашаться с тем, что «ничего не поделаешь», просто быть здесь, проявлять заботливое и доброжелательное внимание. Дать человеку спуститься в колодец своей боли, испытать все тяготы страдания. А слушание и сопровождение покажет ему, что он не один, что с ним рядом кто-то есть. Часто мы настолько запрограммированы на такую мысль, как «ближнему плохо, я должен что-то сделать», что неспособны просто уделить внимание его боли.

Часто мы рискуем попасть в ловушку некого высокомерного стремления к совершенству. Мы изо всех сил стараемся делать «доброе дело». Мы становимся тем, кто говорит «доброе слово». И очень рискуем пропустить главное в нашей встрече: воссоединение со своим «я» и воссоединение другого человека с его «я».

Заботиться – значит помогать ближнему пережить то, что он должен пережить. Это не значит пытаться облегчить его страдание и свести его к минимуму («Это не так важно… Не думай больше об этом… Пойди развейся») или возложить ответственность на себя («Это моя вина… Мне не стоило бы… Я сделаю вместо него то-то и то-то»). Это значит помочь ему прожить эти трудности, углубиться в страдание, чтобы суметь выйти из него с осознанием, что это его путь и никто другой не может этот путь пройти.

Заботиться – значит обратить все свое внимание на способность другого исцелиться от страдания или решить сложную проблему, а не дать ему лекарство. Это значит быть уверенным, что другой располагает всеми необходимыми средствами, чтобы избавиться от страдания, если ему удастся вовремя прислушаться к себе или добиться, чтобы его выслушали. Из этого следует, что мы должны обладать такой уверенностью и уважением к себе. Как могли бы мы быть уверенными в жизнеспособности другого, если не уверены в своей жизнеспособности?

Когда мы возлагаем на себя ответственность за другого человека, мы не всегда понимаем, что берем ответственность не за него, а за себя – за свой образ доброго и сердобольного спасителя, а также за свою потребность в благодарности, в чистой совести. И когда мы занимаемся собой, полагая, что занимаемся ближним, мы ведем себя неадекватно, в результате чего оба мы остаемся во власти фрустрации, смятения или зависимости.

Я вспоминаю Вивиан, сорокавосьмилетнюю мать семейства. Она брала на себя все сложности, встречающиеся на пути ее двадцатилетней дочери, студентки университета. Вивиан была убеждена, что дочь недостаточно взрослая, чтобы выкручиваться самостоятельно, и «за ней всегда нужен глаз да глаз».

Она обустраивала ее студенческую комнату в университетском общежитии, планировала ее времяпрепровождение в выходные дни, сама положила конец неудачной любовной связи своей дочери. И чем больше Вивиан контролировала (выходы из дома, встречи, помощь в учебе, занятия по выходным, места проведения каникул), тем больше требовала дочь. А мать ужесточала контроль. Порочный круг!

Однажды дочь собиралась провести каникулы с группой друзей в съемном доме. По возвращении Вивиан через этих же друзей узнала, что именно ее дочь все организовывала, управляла бюджетом, занималась закупками и питанием, планировала распорядок дня, запрещала курильщикам курить в доме. Именно она прекрасно справлялась одна (неплохо воспроизводя известную ей модель).

Мы разобрали эту ситуацию, и оказалось, что Вивиан так давно находится в плену образа «хорошей матери, делающей все необходимое для своей дочери», что не может поверить в способность дочери справиться с трудностями. Едва услышав от дочери, что ее мучает неприятное чувство, например: «Мне грустно, я разочарована, я беспокоюсь…», Вивиан бросалась решать проблему, не давая дочери возможности немного побарахтаться и по-настоящему погрузиться в свою проблему, чтобы решить ее.

Вместе с Вивиан мы проработали: 1) потребность в идентичности – «Могу ли я быть собой, не изнуряя себя всем, что нужно делать, чтобы быть хорошей матерью, хорошей супругой… Если я – больше не хорошая мать, то кто я?»; 2) потребность в эмоциональной безопасности – «Могу ли я любить себя и быть любимой за то, что я – такая, какая есть, а не за то, что я делаю?» и 3) потребность в доверии – «Могу ли верить, что все будет нормально, даже если я вообще откажусь от контроля?»

Поскольку у самой Вивиан была требовательная и строгая мать, к которой она, будучи хорошей девочкой, старательно приспосабливалась, она не предоставила себе возможности быть действительно такой, какой ей хотелось быть. Следовательно, и ей, в свою очередь, было трудно согласиться, чтобы ее дочь стала такой, какой той хочется быть.

В сущности, свобода, которой хотелось ее дочери, казалась Вивиан слишком пугающей. Эта свобода грозила ей осознанием, что она сама попала в плен образа хорошей дочери, потом – хорошей матери. Слишком горькая констатация, к которой она не смогла бы прийти в одиночестве, без чужой помощи. Вместе мы добились осознания и одновременно потрудились над тем, чтобы отгоревать по годам плена и пробудиться к новой жизни.

Чтобы мать смогла действительно войти в контакт со своей дочерью, принять ее, нужно было, чтобы сначала мать вошла в контакт с самой собой.

Красота этого движения заключалась в том, что, все больше и больше становясь самой собой, Вивиан неосознанно позволяла и своей дочери все больше и больше становиться собой, а не воспроизводить материнскую модель!

2. Во втором случае, когда мы склонны приписывать другому ответственность за свои переживания, мы не умеем прислушиваться к себе – чтобы понять себя, взять жизнь в свои руки, стать самостоятельными и ответственными. Мы остаемся зависимыми, слишком беспокоясь, как посмотрит на нас другой.

Если мы научились соответствовать ожиданиям других, отрекаться ради них от себя, то почти всегда мы ожидаем, что другой тоже будет соответствовать нашим ожиданиям и отрекаться от себя ради нас. Так мы учимся любить других не такими, какие они есть, а такими, какими нам хотелось бы их видеть.