нет писем от брата Куранбая. Может быть он погиб. Значит, Рахим должен занять его место. В последнем письме, правда, брат писал:

«Не обижайтесь за редкие весточки. Идут бои. Почта работает плохо. Наша часть на марше, снова отступаем».

Но вот по радио передали постановление ЦК ВЛКСМ о работе комсомольских организаций в связи с вероломным нападением фашистской Германии на нашу страну. В нем говорилось о том, чтобы каждый комсомолец был готов с оружием в руках защищать Родину. На другой день комсомольцы снова были в военкомате.

По решению обкома комсомола на фронт отправилась группа комсомольцев-добровольцев. В их числе был и Рахим Авазмурадов…

В марте 1943 года рядовой 215 стрелкового полка 77 гвардейской дивизии Рахим Авазмурадов дрался под Орлом. Из штаба дивизии передали приказ — достать «языка». Командир роты вызвал добровольцев.

— Разрешите мне, — попросил Рахим.

В полночь Рахим с веревкой и кляпом в кармане исчез в темноте.

До фашистских траншей Рахим добрался необнаруженным. А вот «подходящего» ему фрица пришлось поджидать долго. А потом брать его нужно было без шума, чтобы не провалить задание и самому не провалиться.

Выждав нужный момент, Рахим тигром бросился на отошедшего в сторону от блиндажа гитлеровца, оглушил его, сунул кляп в рот, связал руки.

Фриц попался тяжелый, килограммов на семьдесят пять. Так что худощавому солдату нелегко пришлось, пока доставил «языка» в подразделение.

Были еще поиски, захваты «языков». Рахима Авазмурадова наградили орденом Славы III степени.

Святая месть

…Дивизия вела наступательные бои под Бобруйском. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление стрелковому полку, которым командовал полковник Быков, контратакуя наши войска. Пулеметный расчет Рахима Авазмурадова уже не раз встречал фашистские цепи, заставляя их откатываться назад. Метрах в двухстах от своего окопа Рахим увидел гитлеровских солдат, скрывающихся в зарослях камыша. Это не волновало Рахима, потому что перед окопом было метров сто пятьдесят открытого ровного пространства.

Минут через пять появилась группа фашистских пикирующих бомбардировщиков. Начался артиллерийский обстрел. Вокруг рвутся бомбы, снаряды, мины. Немцы бросились в атаку. Рахиму показалась подозрительной редкая цепь наступающих. Здесь что-то не то. Снова припал к биноклю. Ага! Вот где собака зарыта! Атакующие просто отвлекают внимание, а основные силы скапливаются в камышах для решающего броска.

Доложив о замеченном командиру взвода, Рахим сменил позицию и встретил новую атаку фрицев, что называется, во всеоружии.

Советская пехота снова двинулась вперед. На пути наступающих немцы оставляли в укрепленных пунктах отряды смертников. Один из таких блиндажей и блокировал Авазмурадов со своим расчетом. Дал второму номеру задание вести огонь, а сам с гранатами в руках пополз к блиндажу.

Подносчик патронов Якименко с противоположной стороны также приближался к блиндажу. Когда осталось метров двадцать-тридцать, Рахим метнул в бойницу одну гранату, вторую. Гранаты Якименко разорвались у входа в блиндаж. Девять гитлеровских молодчиков, оставшихся в живых, сдались в плен…

Пулеметный расчет продолжал прокладывать пехоте путь на запад. Одер форсировали ночью.

Когда плот был уже на середине Одера, фашистская артиллерия открыла ураганный огонь по переправляющимся. Один из плотов разлетелся в щепки, и уцелевшие солдаты добрались до берега вплавь.

Вот он, вражеский берег! Гвардейцы бросились на укрепления врага, вышибли гитлеровцев из первой линии траншей.

Спустя некоторое время, гитлеровцы пришли в себя после внезапного штурма и силами до двух батальонов бросились в контратаку.

Пулемет Рахима не умолкал. Осколком мины обожгло ногу. Перевязывать некогда. Уткнулся лицом в землю и больше не поднялся Якименко.

— Друг! Отомщу за тебя! — крикнул Рахим.

На горстку оставшихся в живых солдат двинулись немецкие танки. Каждый воин сражался за троих. Истребители танков ведут огонь прямой наводкой. Но вражеская пехота, прикрываясь этим бронированным щитом, вот-вот ворвется в наши окопы.

Рахим, выбиваясь из сил, ползет к пулемету, тащит за собой два ящика патронов. Фашисты уже метрах в тридцати, но и Рахим с патронами уже у пулемета. Автоматчики со вздохом облегчения посмотрели в сторону ожившего «максима».

— Это вам за Якименко, сволочи, за всех друзей!

Оставив на поле боя семь танков и горы трупов, фашисты откатились назад.

Идут бои за Франкфурт. Командир пулеметного взвода ранен. Авазмурадова назначили вместо него. Взводу поставлена задача — оседлать шоссе, по которому могли прорваться гитлеровские части из Франкфурта. И пулеметчики выполнили боевое задание.

Они отбили шесть атак противника, уничтожили его пятьдесят солдат и офицеров и семьдесят человек пленили. В этом бою Рахима ранило в третий раз, но он продолжал командовать взводом.

За мужество и отвагу, проявленные в этом бою, все пулеметчики были награждены орденами и медалями, а Авазмурадов стал полным кавалером ордена Славы.

В ОДНОМ СТРОЮ

Юрий Васильевич Калашников родился в 1924 году в городе Бугуруслане Оренбургской области. Окончил 9 классов.

В 1942 году комсомолец вместе с отцом ушел на фронт. Воевал сапером в 10-й Гвардейской воздушной бригаде. За боевые подвиги, проявленные в боях с фашистскими захватчиками, награжден тремя орденами Славы и шестью медалями.

В члены КПСС вступил на фронте в 1944 году.

Демобилизовался из рядов Советской Армии в 1946 году. В настоящее время живет и работает а городе Фергане.

Двое Калашниковых

Пароход отчалил от пристани Элькидон. На берегу остались друзья, товарищи, родные. Калашниковы — отец, Василий Иванович, и сын — Юрий Васильевич — устроились на палубе рядом. Оба молчат, только взглядом провожают знакомые места.

Якутия далеко от фронта. В одиночку и группами люди месяца по два добирались до ближайшей железнодорожной станции, чтобы попасть в воинские части. Вот так в августе 1942 года отец и сын Калашниковы тоже двинулись в путь.

Пароход плыл вниз по Алдану, затем вверх по Лене до села Осетрово. Пересев на автомашины, по Заярскому тракту добрались до села Заярск.

— Пока доберемся до фронта, война кончится, — с сердцем бросил сын.

Отец не спешил с ответом.

— Нет, сынок, чует мое сердце, что скоро она не кончится.

У Заярска отбывающих на фронт ожидал