третий. В цепи пехотинцев деловито ухают противотанковые ружья. Еще два костра «украсили» поле боя.

Кровь хлещет из руки, нога стала чужой. А на лине Абдулхамида — радостная улыбка.

Какая это великая радость — радость победы!

По тонкому льду

Молча, нахмурив черные брови, шагал командир артиллерийского расчета противотанковой пушки. Рядом шагали его боевые друзья, усталые, с покрасневшими от бессонных ночей глазами. Бесконечные бои, а тут еще осень досаждает! Снег, холодный дождь, ветер безжалостно хлестают солдат, густая грязь цепко хватает за сапоги. Дороги не успевали пропускать наступающие советские части. Поэтому прямо по целине двигались войска, надрывно ревя и буксуя медленно пробирались машины.

Привал сделали на опушке небольшого леска. И на ночевку остались там же. Утром снова нет команды к походу. Солдатская мысль не знает застоя: «Значит, пополнимся и бросят в прорыв».

Дивизия была брошена в прорыв. Прорвать оборону, преследовать отступающего противника, не дать ему закрепиться на промежуточных рубежах — такова задача.

Мороз еще не успел сковать реки, трудно форсировать их. Пехота еще может пройти по тонкому льду, а пушки? Пока наведут переправу, танки и тяжелая артиллерия отстанут. Только легкие противотанковые орудия могли спасти положение, поддержать пехоту. Артиллерийский расчет Джамалова форсирует уже третью речку по тонкому льду, так что опыт уже приобрел. «Главное — двигаться без остановок, — предупреждал он солдат. — Остановка — смерть, провалимся. Толкать ее, матушку, изо всех сил».

Сняв пушку с крюка, боевой расчет скатил ее к реке.

— Вперед! — скомандовал Джамалов.

Медлить нельзя. Гитлеровцы ведут артиллерийский огонь, вот-вот разобьют лед. Да и от авиации врага тоже с минуты на минуту ожидай удара.

Пушка выкатилась на матовое стекло льда, быстро покатилась. Колеса не крутились, а скользили, проступила вода. Солдаты перехватывали руками мокрую холодную резину колес, изо всех сил толкая пушку. Но вот пушка развернулась, пошла боком. Того и гляди остановится. Настал критический момент. Джамалов уперся грудью в пушку, слыша, как хрустит, оседает под ногами лед. Когда прокатили пушку еще несколько метров, Абдулхамид оглянулся. На том месте, где произошла заминка, уже зияла темная полынья. Какие-то доли секунды отделяли пушку и расчет от гибели. Пот катился из-под шапок горячими едкими ручейками. Солдаты тащили пушку на берег, где уже шел бой. Прямо с ходу — на открытую позицию. Командир стрелковой роты, увидев пушку, — быстро к ней.

— Голубчики, танков пока нет, дайте огоньку по гитлеровской пехоте, измотали они нас!

— К бою! — скомандовал Джамалов. — Шрапнелью — огонь! — Командир расчета видел: первый снаряд — перелет. Поправка в прицеле — и столб огня взметнулся прямо в самой вражеской цепи.

— Отлично, Абдулхамид, — раздался голос командира батареи. Он хорошо видел и переправу через реку, и точное попадание со второго снаряда.

— Танки! Танки! — послышались крики.

Джамалов снова прильнул к прицелу. Из-за горящего «фердинанда» высунулся тупорылый танк. Мелькнула вспышка. Вражеский снаряд угодил в кручу берега метров в двадцати от пушки. Столб земли поднялся вверх, накрыл расчет. Когда рассеялся дым, Джамалов увидел еще три танка, мчавшихся прямо на его пушку. Ее выстрел он слышал, видел споткнувшийся на полном ходу вражеский танк, слышал нарастающее мощное раскатистое «Ура! Ура!» И он знал, что это значит: наши атакуют. Хотя и не видел неудержимую лавину советских солдат.

Железный организм выдержал. Джамалов остался в строю. Но двое из его расчета остались там, на берегу речки, еще не скованной льдом…

— Нас теперь трое, — сказал Абдулхамид, — каждый должен, драться за двоих. Мы должны сделать то, чего не успели погибшие товарищи. Будем драться за себя и за них.

Вражеская оборона трещала. Гитлеровцы катили к Берлину. И последнее крупное сражение, в котором пришлось участвовать Абдулхамиду Джамалову, были бои в столице поверженной фашистской Германии.

ВНИМАНИЕ, ТАНКИ!

Ахат Габдулхаевич Даутов родился 1923 году в селе Барда Пермской области. С четырех лет воспитывался в детском доме. До армии работал машинистом электровоза в шахте.

В марте 1942 года комсомолец Даутов добровольно ушел на фронт. Воевал на Северо-Западном, Первом и Втором Украинском Фронтах. За проявленные мужество и героизм в боях с фашистскими захватчиками награжден тремя орденами Славы и пятью медалями.

Демобилизовался из рядов Советский Армии в марте 1947 годе, в настоящее время живет в Коканде, работает слесарем на комбинате строительных материалов.

Живет себе человек…

До этого дня о слесаре Кокандского комбината строительных материалов Даутове что знали в коллективе? Хороший работник, аккуратный, исполнительный, с трудовой дисциплиной крепко дружит, семьянин образцовый, да и товарищи на него в обиде не бывают. Одним словом, живет себе человек как надо! Что еще можно сказать о нем? Оказывается, сказать можно было многое, и, если раньше не было такого разговора, то виноват в этом только сам человек. Вернее, его скромность…

В день двадцатой годовщины разгрома гитлеровской Германии в клубе комбината собрались работники, чтобы вспомнить дела давно минувших дней, почтить память погибших, помянуть их добрым солдатским словом.

На комбинат приехал и городской военный комиссар, чтобы вручить юбилейные медали фронтонном. На сцену один за другим поднимаются те, кто принял на себя удар гитлеровских банд, сломал хребет фашистскому зверю. В зале аплодисменты, возгласы поздравлений, и вдруг — все стихло… О ком это говорит военком?

— Медалью «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» награждается танкист, полный кавалер ордена Славы старшина запаса Даутов Ахат Габдулхаевич.

На сцену поднялся средних лет широкоскулый мужчина, подошел к комиссару.

— Мне очень приятно, — заговорил военком, — вручить медаль прославленному танкисту старшине запаса товарищу Даутову Ахату Габдулхаевичу. В боях на фронтах Великой Отечественной войны он со своим экипажем уничтожил пять танков гитлеровцев, три орудия, четыре дота и много живой силы врага.

Для всех это было неожиданностью. Вот тебе и на! Их Ахат, с которым они столько работают рядом, герой войны! И никто не знал этого! Зал дрожал от аплодисментов, топота ног. А Даутов стоял покрасневший, смущенный и долго не мог вымолвить ни слова.

Поднялся молодой рабочий с комсомольским значком на груди, взволнованно заговорил:

— Просим, пусть товарищ Даутов расскажет, как воевал!

Зал горячо поддержал: