— Я после скажу тебе это, Рабузигед, — отвечала молодая девушка, все еще прижимаясь к коленям матери с задумчивым видом и, проведя рукой по своему лбу, точно оживляя старые воспоминания, она огляделась крутом и проговорила, указывая на камень у алтаря и семь веток омелы, погруженных в сосуд с водой: — А когда мне исполнилось двенадцать лет, как я была счастлива, когда жрецы вручили мне ветку омелы, срезанную другими при помощи золотых серпов! Я стояла в белом покрывале в эту яркую лунную ночь. Помните ли вы, как оваты привезли меня сюда в повозке, украшенной цветами и зеленью, а барды воспевали при этом славу Гезу? Какими нежными объятиями встретили меня тогда все мои родные! И какой это был праздник для всего племени!

— Дорогое дитя мое! — сказала Маргарид, прижимая к свой груди голову Гены. — Если жрицы избрали тебя для этого, то потому, что твоя душа была так же чиста, как твое белое покрывало в ту ночь.

— Потому что маленькая Гена была самой ученой, мудрой и кроткой среди своих подруг, — прибавил Альбиник, с любовью глядя на сестру.

— И потому, что наша маленькая Гена была самой мужественной из сверстниц, — прибавил Микаэль. — Она едва не погибла, спасая Жанед, дочь Вора, когда та упала в воду, собирая раковины на скалах бухты Глен-Хека. Волны готовы были уже унести ее в море…

— А также и потому, что маленькая Гена была особенно терпелива и кротка с детьми, — сказал в свою очередь Гильхерн. — В двенадцать лет она уже учила детей в школе жриц на острове Сен, как настоящая наставница.

Дочь Жоэля покраснела от смущения, слушая эти похвалы себе, а Рабузигед снова спросил:

— Кто же будет третьей человеческой жертвой, которую принесут сегодня ночью Гезу, для того чтобы смягчить его гнев и отвратить войну?

— Я скажу тебе это, Рабузигед, — сказала молодая девушка, вставая, — но дай сначала мне немного помечтать…

Она подошла к своей комнате, остановилась на пороге и проговорила:

— Сколько приятных ночей провела я здесь, простившись со своими! И с каким нетерпением вставала я утром, чтобы снова увидеться со всеми вами!

Вся семья удивлялась тому, что молодая девушка вспоминает прошлое.

А Гена продолжала, с удовольствием глядя на вещицы, лежавшие на столе в ее комнате.

— Вот ожерелья из раковин, которые я нанизывала по вечерам, сидя рядом с матерью. Вот засохшие водоросли, похожие на маленькие деревья, которые я собирала на наших скалах. А это сеть, служившая мне для ловли разной добычи на морском берегу во время отлива… Вот свитки из белой кожи, куда я записывала каждый раз, когда приходила домой, о том, как я счастлива, что снова вижу своих и свой дом, в котором родилась…

Рабузигед, вовсе не тронутый воспоминаниями молодой девушки, снова спросил своим резким и нетерпеливым голосом:

— Какая же третья человеческая жертва будет принесена сегодня ночью Гезу для смягчения его гнева?

— Погоди, Рабузигед, это я скажу после, — ответила с улыбкой Гена, — сначала я хочу раздать всем вам мои вещи…

Говоря это, Гена сделала знак своим родным, приглашая их войти в ее комнату. Каждому она дала что-нибудь на память о себе. Она распустила нитки с раковинами и разделила водоросли, чтобы оделить всех какой-нибудь вещицей, и при этом говорила каждому своим нежным голосом:

— Сохрани это в память дружбы Гены.

Жоэль, его жена и трое сыновей, которым Гена еще ничего не подарила, смотрели друг на друга с удивлением. Удивление их еще увеличилось, когда они увидели на глазах у Гены слезы, хотя она и не казалась печальной. Наконец она сняла с шеи гранатное ожерелье и сказала, подавая его матери и целуя у нее руку:

— Сохрани это из любви к твоей Гене.

Взяв затем свитки из белой кожи и подавая их отцу, она проговорила:

— Сохрани эти свитки, в них ты найдешь сокровенные мои мысли, внушенные мне тобою!

Сняв с руки один из браслетов, она протянула его Генори со словами:

— Гена просит сохранить это из дружбы к ней.

Другой браслет она передала Альбинику, сказав:

— Пусть твоя жена Мерое сохранит это на память обо мне.

Наконец, она отвязала от своего бронзового пояса маленький золотой серп и золотой полумесяц и отдала первый Гильхерну, а второй Альбинику. Микаэлю досталось кольцо с ее пальца. Отдавая эти подарки, она сказала:

— Берегите это из дружбы к вашей сестре Гене.

Все неподвижно стояли на своих местах, держа в руках вещицы, подаренные Геной. Общее удивление было так велико, что никто не проронил ни слова, и все с беспокойством смотрели друг на друга, точно предчувствуя какое-то неведомое нависшее над ними несчастье.

— Рабузигед, — сказала Гена, — теперь я могу сказать, кто обречен быть третьей человеческой жертвой сегодня вечером.

И взяв тихонько за руки Жоэля и Маргарид, она вошла с ними в большую комнату и сказала:

— Вы знаете, что кровь низкого убийцы будет искупительной жертвой, приятной для Гезу, и может смягчить его гнев.

— Ты уже говорила это, милая дочь.

— Вы знаете также, что кровь храброго юноши, умирающего из дружбы к другому, будет приятной жертвой Гезу, способной умилостивить его.

— Да, и это ты говорила нам.

— Но всем известно, что самая приятная жертва для Гезу, всего легче умилостивляющая его, — это кровь невинной девушки, счастливой и гордой тем, что отдает ему свою кровь, отдает свободно, по доброй воле, в надежде на то, что этот всемогущий бог избавит от неприятелей нашу дорогую родину, святую родину наших предков! Невинная кровь девушки прольется сегодня вечером, чтобы смягчить гнев Гезу.

— Ея имя? — спросил Рабузигед. — Имя этой девушки?

Гена, нежным и ясным взором глядя на своего отца и мать, произнесла:

— Девушка, обреченная на жертву, — одна из девяти жриц острова Сен. Зовут ее Геной, и она дочь Маргарид и Жоэля, вождя карнакского племени!

Печальное и глубокое молчание было ответом на эти слова. Никто не ожидал, что Гена так скоро уйдет в другой мир. Никто не приготовился к мысли о таком далеком и неожиданном путешествии.

Дети со слезами говорили, складывая руки:

— Как, наша Гена уже уходит от нас? Зачем же так скоро?

Отец и мать со вздохом посмотрели друг на друга, и Маргарид сказала:

— Жоэль и Маргарид предполагали ожидать свою дорогую дочь в том мире, где люди продолжают жить и находят тех, которых любили здесь на земле. Но оказывается, что Гена первая уйдет туда и будет ждать нас там!

— Даст бог, — прибавил вождь, — нашей милой дочери не придется долго ожидать нас…

— Да смягчит гнев Гезу ее кровь, такая же невинная и чистая, как у агнца! — сказала Маргарид. — Лишь бы мы могли скорее передать нашей дорогой дочери об избавлении Галлии от чужеземцев!