Луна скрылась, на землю спустилась темная ночь, и из чащи лесов, из глубины долин, с высот холмов, на которых горели сигнальные огни, раздавались тысячи голосов, повторявшие слова барда:

— К оружию! Рази, галл! Рази римлянина! К оружию!

Этот правдивый рассказ о том, что произошло в нашем бедном доме в день рождения моей славной дочери Гены в тот день, когда она героически принесла себя в жертву, написан мною, Жоэлем, вождем карнакского племени, в последнюю октябрьскую луну первого года, когда Юлий Цезарь воевал в Галлии.

После моей смерти Гильхерн, мой старший сын, будет тщательно хранить эту рукопись, а после него сыновья его сыновей будут передавать ее из поколения в поколение, чтобы навсегда сохранить в нашем семействе память о Гене, жрице с острова Сен.

Моряк Альбиник, сын Жоэля, предводителя карнакского племени, и дорогая, горячо любимая супруга Альбиника Мерое присутствовали в продолжение одной ночи и одного дня на зрелище, одно воспоминание о котором вызывает в них дрожь.

Такого зрелища никто еще до сих пор не видел и никто никогда не увидит!

Призыв к оружию, сделанный друидами Карнакского леса и вождем ста долин, был услышан.

Принесение в жертву Гены, жрицы острова Сен, казалось, было приятно Гезу, ибо все население от севера до юга и от востока до запада поднялось как один человек, чтобы сразиться с римлянами. Племена, жившие в окрестностях Ванна и Орейи, племена из гор Аарских и другие соединились перед городом Ванном, на левом берегу и почти при устье реки, впадающей в обширную бухту Морбигана. Эту грозную позицию, лежащую на расстоянии десяти лье от Карнака, где должны были соединиться все силы галлов, выбрал вождь ста долин, единогласно избранный главным начальником всего войска.

Эти племена, оставив свои поля, стада, жилища, собрались все — мужчины, женщины, дети, старцы — и расположились станом вокруг города Ванна. Между ними находился также Жоэль, члены его семейства и его племени. Моряк Альбиник вместе с женой своей Мерое перед заходом солнца покинули стан, чтобы предпринять длинное путешествие. Со времени своего выхода замуж Мерое всегда сопровождала своего мужа Альбиника во всех его путешествиях и разделяла с ним все опасности на море.

Подобно ему, она была одета в костюм моряка. Как и муж, она умела в случае необходимости править рулем, грести и владеть топором, ибо сердце ее было твердо и рука сильна.

В этот вечер, прежде чем покинуть галльскую армию, Мерое надела свою одежду моряка: короткий хитон из темной шерстяной ткани, стянутый в талии кожаным поясом, широкие панталоны из белого полотна, спускавшиеся ниже колен, и башмаки из кожи морской собаки. На левое плечо она накинула короткий плащ с капюшоном, а на развевающиеся волосы надела кожаный колпак. В этой одежде Мерое благодаря смелому виду, легкости походки, изяществу мужественного и нежного лица можно было принять за одного из тех юношей, красота которых вызывает в сердцах дев мечты о любви. Альбиник также был одет моряком. За спину он закинул мешок со съестными припасами на дорогу, а широкие рукава хитона позволяли видеть его левую руку, завернутую до локтя в окровавленную тряпку.

Спустя немного после того, как супруги покинули окрестности Ванна, Альбиник, остановившись, печальный и растроганный, сказал своей жене:

— Еще есть время, подумай… Мы идем дразнить льва в его логовище. Он лукав, недоверчив и свиреп. Быть может, нам угрожает рабство, пытки, смерть. Мерое, позволь мне одному совершить это предприятие, в сравнении с которым самое кровопролитное сражение покажется забавой. Вернись к моему отцу и матери, они считают тебя своей дочерью.

— Альбиник, ты должен был дождаться темной ночи, чтобы сказать мне это? Ты тогда не видел бы краски на моем лице при мысли, что ты меня считаешь трусихой!

Й молодая женщина, проговорив эти слова, пошла еще быстрее, вместо того чтобы повернуть назад.

— Пусть будет так, раз этого желают твое мужество и твоя любовь ко мне! — сказал ей супруг. — Да будет твоей покровительницей перед великим Гезу святая сестра моя Гена, которая находится уже в другом мире!

Оба продолжали путь по гористой дороге, что тянулась через цепь довольно высоких холмов. Под ногами путников и перед ними расстилался ряд глубоких плодородных долин.

Так далеко, как только можно было окинуть взглядом, виднелись разбросанные то тут, то там деревни, уединенные усадьбы, за ними совсем вдали виднелись цветущие города.

Но странная вещь! Вечер был ясен, но на пастбищах не видно было больших стад быков и овец, остававшихся обыкновенно на них до ночи. На полях не видно было ни одного земледельца, хотя это был час, когда по всем тропинкам, по всем дорогам сельские жители возвращаются в свои жилища. Эта страна, еще накануне столь оживленная, теперь точно превратилась в пустыню.

Оба супруга остановились, задумчиво глядя на эти плодоносные земли, на эти богатства природы, на цветущий город, на пригороды, дома. Затем, вспомнив о том, что должно случиться через несколько мгновений, лишь только скроется солнце и взойдет луна, Альбиник и Мерое затрепетали от горя и ужаса. Слезы потекли из их глаз, они упали на колени, с тоской устремив взоры в глубину этих долин, которые все более и более окутывал мрак.

Солнце скрылось, но луна, бывшая на ущербе, еще не показывалась.

Между закатом солнца и восходом луны прошло довольно много времени. Это пугало супругов, наполняя их сердца предчувствием какого-то большого несчастья.

— Видишь, Альбиник, — проговорила тихо молодая женщина, — видишь— ни одного огонька? Ни одного огонька в этих жилищах, в этих деревнях, в этом городе. Спустилась ночь, и все эти жилища мрачнее ее.

— Обитатели этой страны оказались достойными своих братьев, — с уважением ответил Альбиник. — Они тоже откликнулись на призыв наших друидов и вождя ста долин.

— Да, меня охватывает ужас, я чувствую, что мы сейчас увидим то, чего никто дотоле не видел. Чего никто, быть может, никогда не увидит.

— Мерое, видишь ты там, далеко, за тем лесом… Какой-то слабый отблеск.

— Да, вижу… Сейчас взойдет луна. Приближается минута… Я поражена ужасом… Бедные женщины… бедные дети!..

— Бедные земледельцы!.. Они столько лет счастливо жили на этой земле своих отцов! На этой земле, сделавшейся плодородной благодаря труду стольких поколений! Бедные ремесленники! Они зарабатывали свой достаток тяжелыми ремеслами! О, несчастные, несчастные… Несчастье равно их героизму! Мерое, Мерое! — воскликнул Альбиник. — Луна восходит! Это священное светило Галлии дает знак, что пора приступить к жертвоприношению.