– Да, я обладаю силой, – сказал вдруг Ог, немного отодвинулся назад и снова принялся чистить картошку, – с ней мало кто может сравниться. Я умею чувствовать жизнь, вот как в тебе, Птица, и в Травке. Ваши судьбы тесно переплетены, и если бы малышка вчера погибла, ты бы умерла в то же мгновение. Ты помнишь обряды, которые совершали над вами? В каком храме это было?

Воздух в пещере сгустился и дрогнул. Удивленно вскинул голову Еж, дернулась Травка. Птица широко раскрыла глаза и уставилась на слабо подпрыгивающее пламя. В каком храме?!

Вместо воспоминаний об обряде – черная яма. Ни одной картинки, ни одной ясной мысли. Как странно, что ей самой не приходили мысли об этом. Она ведь тогда уже не была глупым несмышленышем. Девушка отлично помнит день, когда ее купила мама Мабуса. Помнит коричневое короткое рубище и свои костлявые, босые, выпачканные в грязи ноги. Помнит, как жадно вцепилась в горячую лепешку, которую дала ей по дороге в таверну мама Мабуса. Даже помнит, как новая хозяйка хвалила ее удивительные глаза и длинные ресницы. Но как в ее жизни появилась Травка, и какими обрядами их связывали – этого она не помнит. Все будто скрыто серым туманом, не проступают никакие очертания, остается тягостная неизвестность. Почему вдруг Ог спрашивает об этом?

– Я не могу говорить об обряде, – тихо ответила Птица, все еще держа в руке миску с остывающей картошкой.

– Потому что не помнишь. А не помнишь, поскольку такие вещи стираются из памяти жрецами навсегда, и поскольку это – черная магия. Как бы там ни было, ты и Травка связаны между собой проклятием. Непонятно только, кто из вас главный, а кто ведомый. И в чем смысл такой связи – тоже непонятно.

Ог задумчиво поскреб чуть заросший щетиной подбородок и вновь принялся за картошку.

Птица посмотрела на его руки с длинными пальцами, на белый шрам, змеящийся от правого запястья до самого локтя, на два браслета с цветными бусинами. Ей хотелось спросить, откуда Ог знает, что в случае Травкиной смерти умрет и она, но язык не поворачивался. Почему-то ее охватил страх, и сильно захотелось спрятаться, надежно укрыться от дурных предчувствий и догадок. Только вот от этого как раз и не спрячешься.

– Мы сделаем лишний круг и доберемся до Каньона окольными путями. До нас вряд ли кто доберется в пустыне, потому преследователей опасаться не будем, – снова заговорил хозяин, и в его голосе послышалось ленивое довольство, тягучее, точно сироп из патоки, – а там, в Каньоне Дождей, вряд ли кто осмелится напасть, там совсем другие правила.

Другие правила – эхом отозвалось в голове у Птицы. Всегда есть правила, которые надо выполнять, это она знала. На правилах и условиях строятся отношения с духами, с хозяевами и даже с самой судьбой. Если бы только знать наверняка, какие из правил точно приведут к удаче.

Аниес стала совсем тонкой и заглядывала в отверстие низкой пещеры смущенно и неуверенно. Через слабые всполохи почти угасшего костра она просматривалась неверно, скорее угадывалась в светящейся синеве ночи. Набирал силу круглый большой Маниес, заливая склоны призрачным серебром.

Птица никак не могла уснуть. Ей чудился глубокий голос Ога, то полный злости, то ленивый и медленный, как вода в озере Белорыбья. Всплывали в памяти его слова о собственной силе и о ее загадочной связи с Травкой. О том, что ведунья Хамуса уже не посмеет бросить кости на его имя…

А какое у него имя? Ог – это всего лишь прозвище, образованное от слова «охотник». Так кличут половину охотников в округе Линна. Но ведь хозяин – свободный, значит, у него есть настоящее имя, записанное в Книге живущих у жрецов храма. Или его имя записано у Железных рыцарей?

К каким богам взывает Ог? Птица ни разу не видела и не слышала, чтобы он молился. Браслеты на его руках не обладают совсем никакой силой, это девушка почувствовала сразу. И зачем только он их носит?

И самое ужасное – Ог почти всегда угадывал те мысли, что одолевали ее, Птицу: и вопрос о силе, и желание смерти Травки. Почти все ее страхи были названы, на все вопросы были даны ответы. Нет сомнений – хозяин знает мысли тех, кто находится с ним рядом. Только вот как он это делает? И еще утверждает, что не маг…

Птица плотнее прижалась к сопящей Травке – так было теплее, а то от земли тянуло холодом и неожиданной влагой. Не открывая глаз, девушка провела руками по пустым запястьям, подумала, помогут ли ей духи без браслетов или уже навечно прогневались и лишили ее своей милости и благосклонности?

Надо попробовать. Сейчас не мешает ничего. Ог спит, собаки его растянулись у входа, надежно охраняя путников от незваных гостей. Сопит чуть в стороне, на ветках, Еж и изредка дрыгает ногами, будто все еще находится в седле и подгоняет медлительную лошадку. Травка – та вообще не шевелится, даже почти не слышно ее дыхания.

Птица сосредоточилась, постаралась избавиться от лишних мыслей и принялась шепотом читать заклинание. Надо научиться скрывать свою голову от проникновений Ога, спрятать мысли под невидимой стеной силы. И эта стена никогда не должна рушиться, чтобы никто не смог понять, что девушка думает и о чем беспокоится. Так будет справедливо. Она, конечно, рабыня, но даже рабы имеют право на собственные мысли, данного права никто у них не может отнять.

Непонятные для нее слова заклинания послушно всплывали в памяти и сплетались в причудливый узор фраз, заставляя густеть окружающий воздух и вспыхивать оранжевыми языками затухающее пламя костра.

Ог вскочил внезапно, с удивительной скоростью перепрыгнул через огонь, опустился рядом с Птицей и закрыл ей рот ладонью. Посмотрел на девушку почерневшими глазами и устало сказал:

– Не смей больше это делать. Ты поняла? Не смей колдовать, пока ты рядом со мной. Темный маг, ради которого приходят химаи, – это ты, оказывается, а не бедная Травка. Хочешь, чтобы сейчас в пещере оказались эти черные твари?

Птица испуганно таращилась на Ога и не могла произнести ни слова. Незаконченное заклинание все еще вертелось у нее в голове, но слова уже теряли свою силу, и в темноте пещеры быстро наступал покой.

– Никогда не произноси больше такие заклинания, ты призываешь темные силы, которые обязательно возьмут плату за свою помощь. Или ты думаешь, что тебе будут бесплатно помогать могущественные духи? – продолжал сердито говорить Ог. – Чем ты им заплатишь?

Птица хотела сказать, что помощь всегда появлялась бесплатно, но хозяин ее опередил:

– До сих пор ты была игрушкой в руках жрецов, но рано или поздно тебе пришлось бы платить: своей внутренней свободой, способностью различать доброе и плохое, своей жизнью, наконец. Есть ли у тебя что-то дорогое? Духи отобрали бы у тебя все.

Ог внезапно успокоился, уселся рядом на землю и замолчал. В темноте Птица видела лишь оранжевый отсвет на его лице, ставшем внезапно строгим и немного презрительным. Появилась его обычная брезгливость – девушка очень ясно ее почувствовала.

– Я многое расскажу вам, только чуть позже. Я понимаю, что не так просто перестроиться. Но ты сама подумай, Птица, так ли тебе нужен был тот храм Набары, и так ли ты хотела провести несколько лет жизни за стенами, отдаваясь каждому грязному и вонючему моряку, кто только внесет за тебя плату. Каждую ночь удовлетворять чужую похоть, думая, что живешь в любви, а на самом деле не знать ни капли любви и даже не иметь права на любовь… Думаешь, что золотая сережка в носу этого стоит?