– Но что-то есть? Самое косвенное?

Покровский перечислил. Бадаев имел возможность: знал расписание Кроевской, легко мог знать, на каких скамейках сидит, а главное, «тайну» мог выведать случайно – где, как не в своей коммунальной квартире, выведывать смертоносные тайны.

Знает район, много передвигается, легко мог притащить-утащить асфальт.

Еще? Бадаев носит толстые носки (если надевать под галоши, как раз удобно с большим размером). Бадаев подстригся. У Бадаева нет четких алиби.

– Действительно, улик ноль, – резюмировал Жунев. – Да, имел возможность… Хочешь пуговицу добавить?

Жунев протянул Покровскому документ: список областей, которые Бадаев посетил с командировками в связи со сборами армейских команд в последние три года. Калужской области (где гиря) в списке нет. А вот Волгоградская (рубашка с пуговицей) есть.

Можно, конечно, пуговицу добавить…

С двумя реальными свидетельствами о личностях людей, которые могут быть замешаны, Бадаев не стыкуется. Не сутулится: даже, получается, смысла нет его свидетелю панасенковскому предъявлять. И на француза похож не больше, чем на кавказца или итальянца, не может претендовать на почетное имя Сокола-Чебурашки из троллейбуса.

– Не клеится, – сказал Жунев. – Понаблюдать за ним можно немножко. Если тип неприятный, почему его за жульничество не зажопить. Хотя там знаешь, кто у них комендант?

– В ЦСКА? Не знаю. Голиков заместитель коменданта? Комендант, наверное, какой-нибудь генерал.

– Не какой-нибудь. Иван Брат у них комендант.

– Ух ты! – действительно удивился Покровский.

– Уж не знаю, насколько Иван Брат может быть замешан в воровстве шайб, – сказал Жунев. – Он точно не бедствует. А если и замешан – нам же по рукам настучат.

Да, странно, если бы Иван Брат, олимпийский чемпион, многолетний капитан сборной СССР, человек с такой биографией и репутацией, был жуликом.

С другой стороны, и братья Старостины были великими спортсменами, а сидели одни за спекуляцию трусами, а другие за то, что в годы войны за взятки дружкам бронь от армии оформляли.

Вадику Чиркову Покровский этого пока не рассказывал. Сам вызнает и еще Покровскому расскажет подробности. Наверняка Покровский знает неточно.

– Мы хиппаря потеребить хотели, – напомнил Покровский. – У нас, возможно, есть ключевой свидетель, парень с каркасов, а мы телимся.

– Вызываю, – Жунев дал команду по телефону, вновь повернулся к Покровскому. – Но, мне кажется, зря ты так уповаешь на Сержа из Петербурга. Ну скажет: видел нерусского. Так Птушко тоже видел, третий день его по району водят – и что?

– Может оказаться пустышкой, – согласился Покровский. – Но у меня прямо сердце ноет. Чувствую, надо искать Сержа этого.

Жунев рассказал историю хиппаря. Чувак в знаменитом первом в Москве магазине самообслуживания на Люблинской улице повадился таскать сыр. Удобно: продукт упакован, сам берешь его с прилавка, надо иметь куртку с большим карманом, сунул туда сыр, и вся недолга. Его засекла покупательница, но пока соображала, кому сказать, хиппарь уже покинул магазин и не знал, что его засекли и теперь стерегли по приметам. Через несколько дней взяли с поличным. Дело не шибко важное, но при задержании хиппарь такое начал задвигать, что знакомый Жуневу начальник отделения милиции решил привлечь Петровку. Хорошо, что не Лубянку. Для хиппаря хорошо.

– Он, оказывается, сыр пер по идейным соображениям.

– Борец с советской властью?

– Нет, слава богу, а то пришлось бы уступить… соответствующим товарищам. У него сложнее теории, – Жунев глянул в дело хиппаря. – Отчуждение, сука. «Когда массы выходят на авансцену повседневности, реальность превращается в спектакль…» Размывание каких-то структур, мать твою.

– А как из этого следует сыр воровать?

– Вроде того, что если реальности нет, то и сыр ничей.

– Реальности нет, а сыр тогда откуда?

– Ну, я не вчитывался. Между КГБ и ПНД, короче, – резюмировал Жунев. – Я уж хотел психэкспертизу проводить. А тут звонки. Не мне, Подлубнову. От дипломатов, от артистов, из дирекции «ЗИЛа».

– Звонки про хиппаря из дирекции «ЗИЛа»?

– Да. Батяня у него оказался таким зубным врачом, что суши весла. Убедительно просят отнестись помягче. Я Подлубнова спрашиваю, отчего же мне сам зубной-то не позвонит, если способен убедительно попросить. Нашли бы общий язык.

Доставили хиппаря. Длинные и, естественно, грязные волосы, в камере не наухаживаешься, футболка и джинсовый костюм старые, но, похоже, все фирменное.

– Отпускаете? – оскалился хиппарь.

– Не могу уже сегодня. Калитка закрыта, – Жунев показал на настенные часы. Калитка не помешала бы ему выпустить хиппаря, но тот ведь не знал правил. – Завтра может и выпущу. Или нет. Фифти-фифти.

Нахальная улыбка мгновенно уступила место детской обиде, кончики губ поползли вниз.

– Смотри – обижается, – удивился Жунев. – Мент его обещает выпустить, а он недоволен.

– Я доволен, – поспешил уверить хиппи. – Завтра тоже ништяк. Я понимаю, имманентное свойство власти каждую секунду как-то себя проявлять. Распоряжаться траекториями не облеченных властью актантов с целью уничижения как актантов, так и траекторий…

– Ты Метлу Колбасу знаешь? – спросил Жунев.

– Кого? – не понял хиппарь.

– Не так, – сказал Покровский, хотя сам тоже забыл. Глянул в запись. – Метла Дотла, так девушку зовут. Слышали о такой?

– Ноу, сэр. Ху из ит?

– Ваша системная, – сказал Жунев. – Докажи, что у вас система. Сколько звонков нужно, чтобы такую вычислить?

– По всему Союзу? – спросил хиппарь. – Или москвичайку? Москвичайку как два пальца об асфальт…

– Откуда она, мы не знаем, – сказал Покровский. – Но известно, что она со своим другом Сергеем Ивановым выехала вчера из Ленинграда автостопом в Ригу. Надо вызвонить, доехали ли и где они сейчас.

– Может выгореть, – сказал хиппарь. – Рига – щель неширокая. Принцип двух-трех рукопожопий… рукопожатий, я имею в виду.

– Телефоны какие-нибудь помнишь? – спросил Жунев.

– Какие-то помню, а там по ходу пьесы. А может, меня в отдельный апартамент? Вы тут пока о своем, а я все прокачаю.

– А хуху не хохо? – спросил Жунев.

– Такточнопонял! – сказал хиппарь, три слова будто одно произнес. – А можно козырять, что я из ментуры звоню?

Жунев показал волосатый кулак.

– Намек понял! Стартую?

Хиппарю хватило шести звонков, часа с хвостиком, связка за связкой. Начал с того, что кто-то для кого-то переписал какой-то музон, потом обсуждались разные экзотические вопросы вроде полета на Марс (возможно, что-то другое имелось в виду, Покровский просто не понял), упоминалась какая-то кастрированная собака, двух-трех сленговых слов Покровский не разобрал. Кое-что произносилось вообще по-английски… Занимательно! Жунев отключился, похоже с головой ушел в бумаги, бурча иногда под нос «падла» и «сука», а Покровский слушал. Налили по коньяку. Хиппарю тоже налили рюмку, как гуманные милиционеры.