не будет свободна от огненного кошмара, скрывающегося в её книге. Что если он и принадлежит ей, то через него — она принадлежит своим предкам, жестоким швейцарским наемникам. Их правилам.

Новое чудо, что с ней случилось, помогло начать по ним жить. Придало ей уверенности, сил, понимания этого жестокого мира. Она почувствовала себя королевой. Спигон стал обращаться к ней куда уважительнее. Они стали разговаривать. Он подсказывал, помогал, советовал. А она жила, беря то, что ей было нужно у тех, кто это имел.

Ария изменилась. Сейчас, лежа на больничной койке, она прекрасно видит, что стала настоящим лидером класса и популярной лишь потому, что двое людей перешли на свободную форму обучения. Что они плевать хотели на то, что она так ценит. Что их мрачное превосходство в любой момент могло раздавить её достижения, вне зависимости, захотели бы Дайхард с Терновой этого или нет.

Но почему она всё это понимает только сейчас? Почему не раньше? Зачем она оскорбила княгиню в её собственном доме, придя просительницей? Потому, что не считала себя таковой? Потому что пришла к тому, кто помогал раньше, к тому, с кем она боялась встретиться на тренировочной дуэли? Пришла с просьбой… проиграть? Отдать ей, Арии фон Аркендорф, мелочь, совершенно не нужную Дайхарду Кейну?

Князю Дайхарду Кейну. Оскорбленному ей, дурой, князю! Пришедшему на порог её дома с дуэльным оружием! Это уже не зубы, которые бы отрастали всё лето в лучшем случае, с лучшими лекарями, на которых у неё нет денег! Это смерть. Кейн убьет её безжалостно и быстро, также, как привык расправляться со всеми своими недругами или неудачными обстоятельствами! Тогда, во тьме русской глуши, он вышел на переговоры с людьми Синдиката, и заставил их отступить! Синдиката!

— Я дура… — еле шевеля опухшими губами, пробормотала лежащая на койке девушка. Дышать из-за корсета на ребрах ей было тяжеловато, под некоторыми повязками сильно саднило, голову нельзя было удобно устроить из-за не думающих проходить шишек, но всё теперь забивало чувство собственной ничтожности.

— «Ты ничтожество», — внезапно раздавшийся голос даймона в голове едва не заставил её вскрикнуть, — «Ты просто глупый и безвольный кусок женского мяса, ничего не знающий о силе и чести. Ты не нашла в себе мозгов лечь под воина, когда это еще было можно. Теперь ты не находишь в себе сил хотя бы умереть как настоящий человек. Яркая обертка и гнилое подлое нутро, привыкшее к услужению»

— «Замолчи!!», — мысленно заорала Ария, дергаясь с такой силой, что сдавивший ребра корсет выбил слезы боли у неё из глаз.

— «О, нет. Слушай мои последние слова, Ария фон Аркендорф», — даймону явно доставляло удовольствие наблюдать, как его подопечная вертится и охает от непередаваемых ощущений, — «Я вынужден тебе повиноваться до конца жизни, ибо выполнила ты условие крови и золота, но говорить с тобой более не обязан. Уже не в моих силах тебя наказать живую, поэтому знай, что случится, когда твоя бесстыжая и бесполезная плоть падёт окровавленной и бездыханной под ноги своему убийце. В тот миг я обрету свободу, свою недолгую свободу гримуара, ищущего нового хозяина. Знаешь, как я распоряжусь этой свободой? Я присягну ему. Или его детям»

— «Нет! Нет! Неееет!!!», — слова даймона стали последней каплей, ввергнувшей Арию в самую настоящую истерику. Она билась в опутывающих её бинтах, уже не чувствуя боли от потревоженных ребер. Мычала, рыдала и скрежетала зубами от страха, паники и отчаяния. Прямой и жестокий даймон нашёл неожиданно коварный способ ей отомстить, пообещав, что Кейн приобретет новый разумный гримуар походя, просто подойдя к её, Арии фон Аркендорф, трупу! Он снова получит всё!

Он, который должен был принадлежать ей! Трудом и преданностью завоевать себе право зваться рыцарем Аркендорфов! Быть в её милости! Она — наследная баронесса, а он — никто!!

Разум и логика улетели как старые павшие листья, обнажая истинные желания и мысли лежащей на койке девушки, так и не смирившейся с тем, что построенные в голове планы требуют не только много труда и настойчивости, но также и постоянной проверки реальностью. Увы, здесь не было её преданных слуг, чтобы компенсировать отсутствие подобного знания.

— Это… она? — Ария сквозь истерику не расслышала недоуменный женский голос, несмотря на то что он раздался прямо от её кровати.

— Она… государыня. Это именно та девушка, о которой вы спрашивали, — второй голос принадлежал доктору, — Видите эти красные пряди? Другой такой девушки у нас нет.

— В таком случае введите ей успокоительное, доктор. Мне нужно с ней поговорить, — немолодая женщина одетая изысканно и со вкусом, требовательно уставилась на доктора.

— Так… не делается, — осторожно заметил тот, — Давайте немного подождем? Она перенесла большой стресс, даже не говорит, кто её так избил. Часа, я думаю…

Глава 17

Вообще, курящий ребенок — это странное зрелище. По местным меркам, конечно, четырнадцать лет для аристократа возраст вполне осознанный уже, но из-за того, что Аркадий сложен плотнее, чем большая часть его семьи, он кажется более… ребенком. Постоянно курящим трубку. Постоянно — значит постоянно. Слегка помогает абстрагироваться лишь сам дым, он зеленый, насыщенный и густой, но всё равно шаблоны рвутся замечательно. Задавать же бестактные вопросы, что это такое и с чем связано — простите, мы не на Привозе. Бестактность хуже публичной зоофилии.

Я пил кофе и наблюдал, как Тернов-младший изучает мои чертежи. Паренек с самым спокойным видом восседал у окна за столом, не обращая внимания на творящийся на подоконнике беспредел. Ну не особо беспредел, просто большой черный Мишлен проявляет усиленное внимание, заботу, ласку и прочие сексуальные домогательства по отношению к кошке младшего члена такой необычной семьи. У этой четырехлапой красавицы густейшая оранжевая шерсть, синие глаза и маленькая кокетливая шляпка с подвязками на голове. Плюс отсутствие явной неприязни к своему огромному кавалеру, наоборот, небольшое кокетство.

— Зачем я здесь? — впервые за полчаса подал голос Аркадий, поднимая на меня взгляд своих карих, почти черных, глаз.

Вопрос с подвохом, поэтому, отвечая на него, я сразу раскрою карты. Что и предполагалось заранее.

— Зачем мне суетиться тут, когда можно приготовиться заранее и получше? Например, к визиту комиссии? К тому же — вам?

Кристина удивленно на нас уставилась.

— То есть, даже так? — кивнул каким-то своим мыслям мальчик, выпуская густое облако зеленоватого дыма, накрывшее весь стол. Я, привычный к подобному дымопроизводству Эмберхартом, не повел и бровью.

— А почему нет?

— Действительно. Но… пятьдесят?

— У тебя есть еще два брата.

— Поясни?

— Здесь, на листах, лишь база. Я придумал