режим бешенства. Бросилась на Захара, неудачно застрявшего костылем в какой-то трещине.

Я не успевал — отстрелял все заряды дробовика, подтянул всех: Ларса, Муху, мэйна, вырвал из перекрытия толстенный стальной двутавр, обрушил на каменного монстра, но лишь немного сбил его с курса.

Банши не успевала, копалась в подсумке, ища то, что подойдет и не угробит и нас вместе с тварью. Гидеон не успевал — бормотал молитву, прижав губы к барабану револьвера, стреляя после каждого четверостишия, но лишь разнося в клочья простыни.

Помятая, искореженная каменная глыба все-таки ударила нашего железного человека. Захар тоже ударил, замахнулся крюком, высек искры из уродливой башки, а потом в него прилетела лапа и чуть ли не сложила его пополам, перебив позвоночник.

У меня в глазах потемнело! Боль, ярость, отчаянье, ненависть к чудовищу — все это смешалось, пропитываясь эмоциями моих фобосов, резонирующих на моих чувствах, как на оголенном нерве. Я ударил — чем-то новым, криком Банши, но беззвучным и сфокусированным. Каждая песчинка горгульи стала объектом способностей Ларса, к которой я мог приложить силу мэйна, задать ускорение Мухи и оставить свой контроль, чтобы не разнести все вокруг.

Каменная статуя, как высохшая на солнце глиняная фигурка, лопнула и осыпалась на пол, подняв вокруг облако пыли.

Опустошенный я сам чуть не осел на пол, перетерпел, чувствуя, как заряд сил медленно, но верно восстанавливается, а оглушенные фобосы приходят в себя.

Гидеон уже был возле Захара. Ворчал, ругался на старика за нерасторопность, вкалывая и вливая в него, похоже, все, что у него было. Закончив с эликсирами, положил голову друга себе на колени, закрыл глаза и начал читать молитву, погружаясь в транс. Я услышал слабый шепот Захара, что он не чувствует ног.

Оглянулся, выискивая Стечу — здоровяк уже был на ногах, рычал и кривился, пытаясь сквозь боль вправить вывихнутое, а, может, и сломанное плечо. Банши с двумя бомбами наперевес стояла на обломках колонны и с безумным взглядом искала, где же наш враг.

— Ведь… ххррр… — раздался и сразу же оборвался крик Киянки со стороны выхода во двор.

Девчушка, которую он пытался спасти, выглядела уже иначе. Все те же лохмотья, вот только вместо затравленного и испуганного взгляда, кровожадная ухмылка. Она стояла за спиной проверяющего, чуть склонив голову набок. Правой рукой держа его за горло. Черные татуировки смешивались с грязью и кровью, текущей из шеи Киянки.

Показалось, что в руке у нее керамбит, но это были когти. Большой палец уже воткнулся под горло, а указательный с длинным черным когтем медленно перерезал шею.

Ведьма вздрогнула, кайфуя и ощущая, как мурашки бегут по ее тощему телу, прохрипела что-то резкое на неизвестном мне языке, слизала кровь с когтей и толкнула Киянку в нашу сторону. А сама ловко юркнула в проход, в который тут же, ломая проем, протиснулась вторая горгулья.

— Спасай колобка, я разберусь! — крикнула Банши, подобрала камень с пола и метнула его чудовищу в лоб, вытягивая на себя, — Стеча, ныкайся!

А когда оно с ревом, распахнуло крылья, ломая остатки потолка и круша балки, бросилось на нее, метнула уже свое фирменное. С липким чпоком к груди горгульи приклеилось два цилиндра. Банши бросилась к Гидеону с Захаром, чтобы их прикрыть.

Я ускорился, проскочил под крылом у каменной туши, кувырком уйдя к ней за спину. Бросился к хрипящему проверяющему, вяло пытавшегося зажать рану, и вцепился в него сам, стараясь сдержать кровь и прикрыть от последствий взрыва.

«Все-таки это была она…» — Муха замкнул круг воспоминаний, и до меня снова донесся голос Банши:

— Матвей, скорее! Прикончи эту гадину! Не дай ей уйти!

Глава 17

— Белка, след! — засиделся горностай, материализовался, грозно рыкнул и помчался на выход.

Эх, мне бы столько бодрости! Я проверил, цела ли еще сумка с кофейником, и не растерял ли я запас одноразовых огневиков — нечто среднее между небольшим факелом и спичкой для камина. Два где-то выскочили, но три штуки еще на месте. Полынь не высыпалась, печать на хитрой конструкции для активации не слетела.

Дробовик искать не стал, решил, что «задиры» хватит, да и, честно говоря, руки все еще дрожали. Хотя с каждым шагом тело включалось, похрустывали суставы, скрипело потертое седло, но я ускорялся. Переставал быть оглушенным и пришибленным, повышая внутренние скорости.

Проходя мимо Банши, получил и заряд бодрости в виде брошенного мне в голову эликсира. Блондинка кивнула, довольная проверкой моей реакции, а я в два глотка осушил энергетик. А теперь по газам!

Выскочил на улицу в проходной дворик, заваленный каменными осколками и кусками битого шифера. Осмотрелся, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в сгустившейся темноте. Ни фонарей, ни нормального прямого лунного света, лишь редкие и слабые отсветы свечей с верхних этажей.

Искал людей на случай, если кому-то нужна помощь — но либо народ не считает это место удачным для прогулок, либо хватило ума попрятаться по своим норам. Где-то над головой какая-то женщина тянула тоскливый романс. Как заведенная пластинка заканчивала и начинала по новой, будто готовится к шоу «Голос». И еще из одной квартиры доносилась пьяная ругань.

Горгулью я не заметил — замерла, укутавшись крыльями под тощим деревцем, маскируясь под кучу припорошенного снегом мусора.

А вот каменный деймос меня пас. Подпустил ближе, когда я радостно поймал сигнал от Белки и ковылял к темному подъезду на противоположной стороне двора, а потом набросился сбоку.

Второй раз получился легче. Может, не так чисто и зрелищно, но эффективно. Мысленно разобрать камень на песчинки, а то и на молекулы. Зафиксировать и притормозить, добавить напряжения, нагнетая концентрацию силы, а потом, придав ускорения, разорвать все в разные стороны.

Каменная туша разлетелась в клочья, шрапнелью просвистев по двору и выбив несколько окон. Мда, чисто не получилось — ушки с зубами не растерлись в пыль, а разлетелись маленькими осколками. Певичка завизжала, сбившись с ноты, а пьянчужки, подбадривая себя матом, стали кидаться из окна пустыми бутылками.

Я уже заскочил в подъезд. За ведьмой тянулся такой шлейф поганой ауры, что можно было с закрытыми глазами ее преследовать и Белку не гонять. Но горностай подсказывал не только направление, но и расстояние до цели. Плюс-минус чуть больше половины дома — это если по прямой.

В темноте пнул железную бадью и поскользнулся на каких-то объедках. Поморщился от тухлой вони и забрал обратно свои слова, что можно здесь бродить с закрытыми глазами. Узкая лестничная клетка совмещала в