Мы прошли через купол, проплыли по знакомым улицам. Русалы приветствовали нас, но я не откликалась. Слезы высохли, но в горле стоял ком. Я словно заледенела внутри.

— Плывем во дворец или хочешь к себе? — тихо спросил Глин, улавливая мое настроение.

— К себе.

Мы доплыли до моего дома, остановились.

— Я хочу побыть одна, Глин. Спасибо тебе.

Ему хотелось остаться, точно знаю, но, видимо, пряталось в моем взгляде что-то такое, не оставлявшее ему выбора.

Как во сне я открывала калитку, превращалась в человека, поднималась по лестнице. Усталая и опустошенная, снова расплакалась, а потом провалилась в беспокойный сон.

Открыла глаза уже на закате и увидела, что вокруг меня находятся родные. Лимфил, про которого я чуть не забыла, мурлыкал под боком, делясь теплом. Меня обняли, заставили привести себя в порядок и поесть. В вазу поставили свежие розы, срезанные в саду.

Я уткнулась в плечо дяди, принимая его поддержку.

— Возле озера тебя все еще ждут, — тихо напомнил Глин.

— Как ты? — спросила Алона.

— Плохо.

Мы так и сидели. Я, Агрий, Алона и Глин. Почти не разговаривали. Но я чувствовала их тепло и поддержку.

К обеду появились друзья, прознавшие про мою беду. В душу лезть не стали, лишь посочувствовали и попытались приободрить. Я поплавала в озере, порасспрашивала о новостях и уснула прямо на поляне на берегу, где меня утром и нашел Глин.

— Как Даринель? — спросила я.

Глин, конечно, был возле озера. Оно теперь никуда не исчезнет, раз там статуя Арана. Ее, как и Аранатариэль, не удастся сдвинуть с места.

— Могло быть хуже. Волнуется, переживает, но не ревет, как ты, целый день напролет.

— Ей просто нельзя. Скоро должен родиться ребенок.

— Никто тебя ни в чем не винит, Ари, — вздохнул русал.

— Знаю. От этого не легче.

— Про Лира узнать не хочешь?

— Нет.

Дальше дни потянулись медленно, сливаясь в один, пока однажды я не почувствовала, что боль утихает.

— Сколько прошло времени с тех пор, как я здесь? — спросила Глина, который уплетал только что испеченную мной шарлотку.

— Шестые сутки, — сказал он, наливая чай. — Пришла в себя, да? Я все ждал, когда спросишь про время.

— Нужно возвращаться. Не могу их всех бросить.

— Мудрое решение, — раздался голос вошедшего на кухню дяди.

Он тоже, не удержавшись, потянулся за пирогом. Появившаяся Алона молча налила чай.

— Мы проводим тебя, — сказал Глин, когда с едой было покончено.

— Спасибо, — обнимая его, прошептала я. — За то, что вы для меня сделали. Я люблю вас.

— И мы тебя. Не благодари, семья она и есть семья, — улыбнулась Алона.

Когда мы шли по городу, я вспомнила о подарке Тадеуша.

— Дядя, если он твой друг, как же не узнал маму, когда она к нему попала?

— Они не были знакомы, Ари.

— А ты не открывала шкатулку? — спросил Глин.

Я покачала головой. И неожиданно поняла, что готова это сделать. Случившееся с Араном словно заставило принять смерть мамы. Странно как…

Возле купола мы начали прощаться. Дядя напомнил, что мне здесь всегда рады, и пообещал по возможности заглядывать к нам в гости.

Я покинула Серебряный город, немного поплавала и телепортировалась к статуе Арана.

— Тир! — позвала, заметив, что он находится в воде спиной ко мне.

Обернулся.

— Вернулась! — выдохнул он. — А я уж было хотел попробовать телепортироваться в Серебряный город, чтобы поговорить. Лиру очень плохо.

Тир подплыл к берегу.

— Защиту на чтение мыслей не снимешь? — осторожно спросил он.

Я покосилась на статую Арана, вздохнула.

— Ты иди… Я позову Лира.

— Не поубиваете тут друг друга? Он очень любит тебя, Ариадна. Постарайся его понять и простить.

Я не ответила. Не знала, смогу ли, найду ли силы…

— Лир винит себя в случившемся.

— Но разве честно было…

— Ари, — мягко оборвал Тир, — честно или нет, но дело сделано. И этого не вернешь. Аран все еще жив. И он точно бы не хотел ссоры между тобой и Лиром.

Почему так сложно найти слова и объяснить, что я чувствую?

— Лир — мой единственный, любимый брат. Представь, каково ему было сделать выбор между дайари и лучшим другом? Даринель говорит, сейчас Лиру еще хуже, чем когда ты от него уплыла. Не наказывай его так жестоко, Ариадна. Легче нож в сердце…

Я растерянно посмотрела на Тира, не сводившего с меня глаз. Он искренне переживал за брата.

— Ты потеряла маму, отца, брата по крови. Теперь на очереди Лир. Уверен, желать ему плохого не собираешься, но…

Тир вдруг оборвал себя на полуслове, поднялся и начал одеваться. Хвост он высушил легким теплым ветерком.

— Подумаю, Тир, — честно ответила я.

Едва он ушел, призвала шкатулку мамы. Коснулась крышки пальцами. Когда-то точно так же ее гладила и она. Странное ощущение, но почему-то приятное. Мама… Как же иногда мне нужен именно твой совет! Ты ведь тоже отдала жизнь, чтобы спасти. И я тебя в этом не виню.

Когда до слез наговорилась с тишиной и вытерла щеки, я открыла шкатулку. Внутри оказалось письмо. Тонкая белая бумага, свернутая трубочкой и перевязанная синей лентой, а под ней — браслет и маленький темный флакон с плескавшимся внутри зельем. Повертела его в руках. На глоток хватит, не больше. Надеюсь, мама написала, что за эликсир оставила и для чего.

Затем взяла в руки серебряный тонкий обруч. Дайари. Это точно ее украшение! Мама была для кого-то единственной? Для папы? Почему тогда браслет в шкатулке? Он же должен был исчезнуть, когда мамы не стало! Или же…

Она его не надевала. Мама знала: за ней гонится тень ведьмы. И понимала, если не справится, умрет, то… Что? Почему же она ничего не рассказала близким?

Получается, раз браслет не исчез, отец жив? Только где его искать? Тень ведьмы упоминала, что отправила его к оркам, там он и сгинул… А если нет?

Почему-то все пути ведут именно туда. И отец Арана тоже у орков.

Сможем ли найти и спасти обоих?

Как бы мне хотелось знать ответы на свои многочисленные вопросы!

Я бережно положила серебряный браслет на дно шкатулки и развернула письмо.