только, как бы тебе понравилась мама за рулем большого красивого «Мерседеса»?

– Мне бы очень понравилось, мама.

– Правда же? Но есть у меня «Мерседес»? Нет.

Покачав головой, она достала из сумки сигареты. Вздохнула, когда увидела, что в пачке осталось всего две штуки.

– Ну е-мое…

Кевин несколько раз присматривался к сигаретам в магазине, чтобы наконец набраться смелости и украсть пачку для мамы, а может, и несколько, чтобы она не расстраивалась, что они настолько бедные, что она не может позволиь себе даже курить всегда, когда захочется. Он знал, что другие мальчики из его класса подворовывают, но от самой только мысли об этом у него начинало крутить в животе и ему становилось стыдно. И сейчас, посреди дороги, он не чувствовал ни силы, ни готовности украсть хотя бы одну пачку.

У других детей с их улицы были дедушки и бабушки. У большинства уж точно. Вот бы у него тоже они были. Тогда он мог бы просто собрать свой рюкзак, ничего не говоря маме, сесть на велосипед или на автобус и уехать к ним. К бабушке по маме. Или по папе. Но он никогда ничего про них не слышал, не знал даже, существуют ли они. Единственная бабушка, которую он знал, – библиотекарша, она очень добрая, но к ней ведь просто так нельзя поехать, правда?

Увы, это невозможно.

– Ну, по крайней мере у нас есть членство в НАФ[18]. Этот кретин забыл его отменить.

Мама улыбнулась в зеркало и все-таки закурила.

– Хорошо ведь, Кевин. Что нам удалось хоть что-то получить от него до того, как он сбежал.

Мальчик кивнул, попытавшись выдавить улыбку. Ему нравилось, когда ругали не его. Иногда он специально так делал, когда мама сильно злилась, как будто случайно что-нибудь спрашивал ее о мужчинах, которые периодически жили с ними, потому что знал, что она разозлится еще больше и направит гнев на них вместо него.

– Неудачник хренов. Ну почему нельзя найти нормального мужика? Просто не выходит. Уж точно не здесь, у черта на куличках. Почему мы не можем жить в Осло? Почему я должна жить здесь? Можешь объяснить маме? Почему мир такой несправедливый?

Нет, он объяснить этого не мог. Правда, однажды один из учителей рассказал им, что все деньги мира распределены так, что у кого-то их много, а у многих почти ничего, но, кажется, мама имела в виду не совсем это. В общем, Кевин много думал об этом, но не знал, что сделать, чтобы ей стало лучше.

– Целый, мать его, час, – вздохнула мама, посмотрев на часы. – И в чем смысл? Я плачу за помощь и должна сидеть тут и ждать их целый час?

Кевин хотел было сказать, что платить маме не пришлось, за это заплатил Ян-Эрик. Как и за все остальное в те месяцы, когда он жил у них. За аренду и по счетам, за новый телевизор и одежду для мамы, и хоть она и говорила, что он просто золотая рыбка, а не нормальный мужик, она плакала в тот день, когда он собрал вещи и съехал от них. Но расстраивалась мама недолго, через несколько дней к ним въехал новый дядя, Руне, а потом Гуннар. Но Кевину больше всех понравился Ян-Эрик, мальчик даже немного расстроился, когда тот уехал.

У них никто не задерживался надолго.

В основном они жили по паре недель, так обычно бывало у мамы. Поначалу она проявляла интерес к их делам, делала все, сильно красилась и громко смеялась, потом подбиралась к ним, как кошка, и нахваливала их, например, восторгалась мотоциклом, хотя сама никогда не интересовалась ими. Или, например, если у дяди были большие красивые мускулы, что ей действительно нравилось, потому что она восхищалась и мускулами Ронни тоже, друга Кевина, и говорила, что тот вырастет прекрасным мужчиной, запустив пальцы ему в волосы. После этого мама Ронни постучала в дверь и запретила сыну приходить к ним, и Кевину тоже не разрешили ходить в гости к Ронни. Очень жаль, у них в подвале была самая классная автомобильная дорога, ее сделал папа Ронни. Кевин обожал бывать там, он мог катать суперские машинки по большой комнате, но теперь все закончилось.

Золотая рыбка.

Кевин хорошо знал, что это. Не то, что все думали – что это маленькая рыбка из другой страны, теперь плавающая в аквариуме, как у Нины, хотя да, это тоже золотая рыбка. Золотыми рыбками мама называла обычно своих мужчин, это означало, что им с Кевином некоторое время можно не беспокоиться о деньгах, потому что приехал тот, кто сможет за все платить.

Кевин даже не знал, что ему больше нравится. Наверное, все же жить вдвоем с мамой, но тогда все быстро становилось сложно – каждый раз, когда в почтовый ящик клали конверты, она плакала, даже не открывая большинство из них, просто складывала в ящик, пока он окончательно не переполнялся. Так что лучше уж когда было кому платить, пусть и не все из тех мужчин были хорошими и они даже расстраивались, когда выяснялось, что мама живет не одна и у нее есть маленький сын, прятавшийся в комнате, пока они занимались своими делами в гостиной. Иногда они сразу уезжали, даже не познакомившись с Кевином, но не Ян-Эрик – он был другим.

Почти как папа.

Своего папу Кевин никогда не видел, хотя мальчик был уверен, что папа у него есть, потому что иногда, когда маме становилось совсем плохо, она говорила так: Перестань смотреть на меня такими глазами. И эти твои веснушки. Они напоминают мне о том, о ком я даже думать не могу сейчас, ладно? И тогда Кевин понимал, что наверняка она говорит про его настоящего папу. На которого он похож. Светлыми кудрями и веснушками. В таких случаях Кевин всегда делал одно и то же: шел на автобусную остановку и сидел там под навесом до наступления темноты, представляя, каким был его папа и, конечно, где он сейчас. А потом Кевин подумал: может быть, это как в комиксе, который он читал? Что в мире существуют разные измерения, и он случайно попал не в то, а где-то там должно быть другое, правильное, где его ждал папа. При мысли об этом у Кевина всегда немного поднималось настроение.

Мама опустила стекло в машине, выкинула окурок и бросила взгляд на пачку, где осталась всего одна сигарета. Сначала она убрала пачку в сумку, но передумала и закурила вторую, на этот