Инесса отвесила ему подзатыльник и сказала с досадой:

– Ну кто тебя просил!

– Ма, она же общественно опасна...

– Ах, глупый мальчишка!

– Тебе бы, Оленька, такую меткость...

Клавдия Степановна молчала, и по ее лицу никак не было видно, что она испытывает нечеловеческую боль. Она теперь стояла посреди лужи.

– Это не кислота! – вдруг догадалась тетушка. – Если б это была кислота...

Мы все вдруг загалдели разом, Молодцовой тоже приспичило что-то сказать, Валентин Яковлевич требовал разъяснений – словом, шум стоял невообразимый.

Я подошла ближе и принюхалась. От земли вокруг неистовой соседки пахло какой-то сладковатой дрянью.

– Обманули! – горестно вопила Клавдия Степановна, приподнимая совершенно невредимые ноги в красных босоножках. – Триста рублей с меня содрали, гады... Там, в мастерской за автозаправкой!

– И слава богу, – удовлетворенно произнесла Любовь Павловна. – Клава, представь, что бы было, если б ты...

– Триста рублей содрали!

Судя по всему, то, что ее обманули какие-то работяги, под видом соляной кислоты продав безобидную жидкость, поразило Клавдию Степановну столь сильно, что она передумала идти на улицу Труда. Вместо этого она пошла обратно к дому, грозясь отдать всех под суд.

– Ну что, Супермен опять всех спас? – спросила я Глеба.

Он только надулся в ответ.

Вскоре на улице остались только мы с Инессой.

– Бред какой-то... – сказала она, разглядывая лужу на асфальте. – Оленька, у тебя нет такого чувства...

– Именно! У меня такое чувство, будто все мы живем в одном большом дурдоме.

Вдруг из-за забора показалось злое и сонное лицо Люсинды.

– Чего это вы тут орали? – сердито спросила она. – У меня ребенок спит...

– Очень извиняемся, Люся, – спокойно ответила Инесса. – Небольшая семейная драма. Уже все разошлись.

– Оно и видно, как вы разошлись! – возмутилась Люсинда. – Совсем совесть потеряли. Некоторые думают, что если у них хахаль из «новых русских», то им все позволено...

Ей явно хотелось поругаться, и именно с Инессой. Люсинда смотрела на нее так, как смотрят на падших хорошеньких женщин почтенные матери семейств, – с негодованием и завистью.

Инесса была ее ровесницей – тоненькая, в шелком дорогом халате, с ослепительной кожей и, главное, совершенно невозмутимая – все это очень бесило толстую Люсинду.

– А при чем тут Владимир Ильич? – улыбаясь, пожала плечами моя подруга.

– Знаем мы! Некоторые в четырнадцать лет...

Я вся похолодела. Ужасно, что Инессу продолжают обижать спустя столько лет!

– Что «в четырнадцать лет»? – ничуть не смущаясь, спросила она у Люсинды. – Ты намекаешь на то, что я родила своего первого сына в четырнадцать лет? Правильно, не хотела брать грех на душу, не стала убивать младенца... А вот ты, Люська...

Люсинда вдруг побледнела и попятилась.

– Что молчишь?

– Ну ее, пойдем... – зашептала я, хватая Инессу за рукав. – Она дура.

– Пойдем, – пожала плечами Инесса. Она была совершенно спокойна.

И только возле дома она засмеялась:

– Вот толстая дура, действительно... нашла в чем меня упрекнуть!

– Что – она тоже? – догадалась я.

– Да. Она сделала аборт в четырнадцать лет, потом полжизни лечилась от бесплодия... я тебе рассказывала. Нет, какова – теперь она у нас праведница, иже херувимы!

У меня на кончике языка снова затрепетал тот проклятый вопрос, но я быстро усмирила свое любопытство. Инесса была моей лучшей подругой, и я теперь думала только об одном – как бы не задеть ее гордость лишний раз. Это ее тайна, и я уважаю ее молчание...

– Что ты так смотришь на меня? – ласково спросила она. – Не узнаешь?

– Нет, я просто...

– У тебя усталый вид, – серьезно заметила она, касаясь моей щеки кончиками пальцев. – Наша девочка очень бледная, и синяки под глазами... Ты плохо спала?

– Я вообще не спала.

– Надо себя заставлять, – с шутливой интонацией заметила она. – Почему же? Что тебе мешало?

– Все потому же, – быстро ответила я.

– А ты не думай о нем.

– Я не могу.

– Забудь, не обращай внимания...

– Не могу! Я стараюсь из всех сил, но... только не называй меня душевным инвалидом, не хочу, чтобы ты сравнивала меня с Филипычем и этой дурой Молодцовой.

Мы стояли перед крыльцом и смотрели друг на друга.

– Все очень запущено, – пробормотала Инесса, но я чувствовала, что она уже не шутит. – Хочешь, дам тебе один совет? Только не подумай, что я над тобой издеваюсь, я вполне серьезно...

– Я уж вижу. Говори.

Она вздохнула и произнесла легко и отчетливо:

– Ты должна переспать с Вадимом Петровичем. Клин клином вышибают... Очень радикально.

– Да ты что?! – изумилась я. – Ты о чем? Это невозможно... Ну нет! Я тогда просто умру, ты это знаешь...

Я даже не обиделась на нее за этот совет – настолько невероятен и невозможен он был.

– А что твой доктор говорил?

– Ян Яныч? Он говорил, что кому-нибудь другому посоветовал бы что-нибудь радикальное, действительно... но только не мне. Он посчитал, что я могу не выдержать, поэтому прописал мне покой и провинциальную тишину...

– Какая тут тишина! – с досадой махнула рукой Инесса. – А вдруг... а вдруг он ошибался! А что, если ты выдержишь? Знаешь, очень часто в кино и литературе описывают нечто подобное, когда человек вновь попадает в ту же стрессовую ситуацию и излечивается...

– Ты мне что, Голливуд в пример приводишь? – скорбно вопросила я.

– Послушай, я не психолог, конечно, и вообще, глупо давать советы... Нет, ты решай сама, но мне кажется – ты уж не обижайся! – что все твои страдания немного надуманны. Ложиться в клинику из-за того, что отчим провел языком от колена до середины бедра...

Я стиснула зубы, и из моих глаз потекли слезы. «Пойду и повешусь, – решила я в отчаянии, в каком-то последнем, безнадежном отчаянии. – Точно... Они все говорят, а я сделаю!»

Инесса схватила меня за руки.

– Перестань! – испуганно, сердито прошептала она. – Можешь ничего не делать – это твое право, но от слов или мыслей не падают в обморок!

– Я и не падаю, – тоже прошептала я. – Но то, что ты сказала... ужасно.

– Тогда забудь!

* * *

...Я отложила «Тишинские ведомости» в сторону и задумалась. В них писали о последнем показе мод и о том, что легкая промышленность на местах возрождается. Всем понравилась аппетитная барышня, изображавшая невесту, – таковыми, по мнению автора, и должны быть настоящие русские женщины. Статья была подписана – «И. Аристова». Мне до этой «И. Аристовой» было очень далеко...