женщины к мужчине кардинально изменилось, и она, вместо жалкого оборванца, снимающего украдкой голых девушек, каким был предыдущий хозяин этого тела, разглядела сильного мужчину с твердым характером, знающего себе цену. Каким, собственно, я и являлся.

Пусть она была баронессой, но в первую очередь она — женщина, и когда апеллируешь к ее женскому началу, когда обращаешься с ней, как с женщиной, она и реагировать начинает как женщина, а не как взбалмошная аристократка с собственными правилами, которые все вокруг нее обязаны соблюдать.

Стоит ей очароваться настоящим мужчиной, она даже становится готовой соблюдать чужие правила. Она же дала клятву никому не рассказывать о моей просьбе, и, даже если у нее в голове появятся мысли ее нарушить, тварью почувствует она себя сама, мне даже не придется ей об этом сообщать.

В-третьих, как бы Ванесса ни пыталась это скрыть за маской отстраненной аристократической холодности, в глубине души она была той еще авантюристкой, которая не гнушается и платье замочить-испачкать в погоне за победой, и выйти на танец посреди толпы наблюдателей в паре с безродным, одетым, словно на игру в футбол, выходцем.

В-четвертых, пробужденное в Ванессе чувство вины, которое она сама показала, которое даже не пришлось раздувать и вытягивать наружу, просто не позволило бы ей совершить очередную подлость по отношению ко мне… Особенно с учетом всех предыдущих пунктов.

И наконец, в-пятых — у меня был еще один козырь, использовать который мне бы не хотелось, да и не планировалось, в общем-то. Даже не козырь, а, скорее, костыль. Последняя отчаянная попытка вернуть вышедший из-под контроля план если не в то же русло, то хотя бы к тому же результату. Если бы пришлось его применить, значит, все остальные мои суждения ошибочны, и, значит, ошибочен весь план в целом. Но вероятность этого была — один процент.

А когда Ванесса опустила глаза, не отвечая на мой последний вопрос, я с удовольствием превратил в своей голове этот один процент в ноль.

— Давай сразу определимся. — Я протянул руки и взял ее ладони в свои. — Я не держу на тебя зла за то, что ты меня убила, в конце концов, я возродился как ни в чем не бывало, а что до памяти… Судя по тем обрывкам, которые я смог восстановить, моя память не очень-то стоит того, чтобы ее восстанавливать.

— Но? — сдавленно спросила Ванесса, так и не поднимая глаз.

— Что «но»?

— В твоей фразе так и просится «но». — Ванесса вздохнула и подняла глаза, но не на меня, а за окно. — «Я не держу на тебя зла, но…»

— А без «но». — Я улыбнулся. — Просто я не держу на тебя зла. И даже на то, что ты лишила меня магии — не держу, ведь ты не ведала, что творишь настолько, что даже не можешь сейчас вспомнить, что именно пыталась сотворить. Просто в месте, в котором все такие крутые маги, практически не обладать магией самому как-то… неприятно. Поэтому я и хочу, чтобы ты помогла мне ее вернуть.

Говоря точнее, я не столько хотел, чтобы она мне вернула магию, сколько хотел, чтобы она ЗАХОТЕЛА мне ее вернуть, ведь именно это желание и было гарантией и одновременно причиной того, что я хотел получить.

Мага можно заставить что-то сделать, можно пригрозить ему чем-то, можно поставить его в такие условия, что ему придется это сделать. Без желания, против воли, но сделать.

С бесконом этот номер не пройдет.

Пока бескон сам не захочет, чтобы что-то произошло, пока он всей своей душой не начнет ратовать за свершение этого события, оно и не случится.

Я мог бы вытянуть из Ванессы согласие на помощь мне, я мог бы надавить на нее, я мог бы заставить ее помогать мне шантажом или другими способами. Но все это не привело бы ни к какому результату. К процессу — да, Ванесса искренне изображала бы бурную деятельность в попытке исполнить свое обещание, и, возможно, даже думала бы, что действительно хочет мне помочь. Но на уровне мыслей все и осталось бы, поскольку внутри, на уровне даже не подсознания, а каких-то еще животных инстинктов, она бы знала — ее обманули. Попытались выдать чужое желание за ее собственное, которого на самом деле нет. И это противоречие заранее ставило крест на абсолютно любых действиях, которые бы мы ни предпринимали.

Конечно, прямо сейчас я в ней не смогу разбудить никакого истинного, внутреннего желания помочь. Прямо сейчас она ошарашена всем происходящим и находится в смятении, здесь не идет и речи вообще хоть о какой-то четко сформулированной эмоции, сейчас баронесса в раздрае и вряд ли скоро соберет мысли в кучу. Но когда это произойдет — я знаю, какую форму примет эта куча.

Все, что мне сейчас нужно — просто получить ее согласие. Чтобы она сама для себя получила свое согласие.

— А если я не стану? — сухо спросила Ванесса. — Если я наоборот, пойду и всем расскажу, что никакой магии у тебя нет? Чтобы тебя выперли из Академии вместе с твоим дурацким желанием?

— Но ты же этого не сделаешь. Ты же не хочешь этого делать.

— Да, ты прав. Не хочу. Я же не доносчица.

Я отчетливо хмыкнул, давая понять, что прекрасно в курсе, что на самом деле причина вовсе не в этом.

Ванесса бросила на меня короткий взгляд, которому она пыталась придать нотку презрения, но получилась лишь нотка беспокойства. Беспокойства по поводу того, что я лучше нее знаю, чего она хочет, а чего нет. Что станет делать, а что нет.

— В конце концов, это было бы честно — вернуть мне тело в том состоянии, в котором оно было до того момента, как ты… хм… сделала то, что сделала.

— Но я же не знаю, что я с тобой сделала… — Ванесса наконец нашла в себе силы оторваться от окна, но посмотреть мне в глаза — уже нет, уткнулась взглядом мне в грудь, туда, где сходятся ключицы. — Я не помню, как это произошло, и, даже если я попробую это хотя бы повторить — скорее всего, у меня ничего не выйдет. Пойми, я не контролирую свою магию, вообще! Я и чистую ману-то контролирую постольку-поскольку, а уж сотворить какое-то, даже самое простое плетение для меня и вовсе — задача с двумя звездочками! Что я могу сделать?

— Мы разберемся, — заверил я Ванессу. — Все, что нужно сейчас — это только лишь выполнить свое обещание и сказать «Я согласна».

— А если не скажу? — продолжала для вида упрямиться Ванесса.

Я сделал вид, что на мгновение задумался:

— Тогда хватит просто кивнуть.

Ванесса снова погрузилась в молчание, забрав у меня правую руку и рисуя ногтем по футболке на моей груди узоры.

— Ладно, — наконец сказала она то единственное, что могла сказать в этой ситуации. — Я согласна. Пусть это будет нашей маленькой тайной.

— В таком случае завтра после занятий и приступим. — Я кивнул. — Посмотрим, что можно сделать.

— Ага. Только…

— Только что? — я поднял бровь.

— Только не думай, что это из-за тебя! Я просто сама хочу разобраться в этой ситуации! Может быть, мне это поможет с пониманием моей собственной магии!

— Хорошо, — покладисто согласился я. — Я не буду так думать.

Мне и не нужно было думать.

Я и так знал, как дело обстоит на самом деле.

* * *

В общий зал я не вернулся — моя цель на сегодня была достигнута, и больше мне там делать нечего.

Музыка, развлечения, алкоголь, танцы — пусть это все достанется тем, для кого было устроено. Молодым, только-только перешагнувшим порог совершеннолетия, магам. Мне же все эти развлечения наскучили уже давным-давно и вместо того, чтобы тратить на них время, я бы предпочел потратить его на что-то более полезное.

Вернулась ли к остальным Ванесса — этого я не знаю. Скорее всего, вернулась. Банально на автомате, погруженная в свои мысли, пытающаяся осмыслить, во что она вписалась, добрела туда, откуда и вышла, и там и осталась.

В конце концов, сама разберется, что, как, когда и в какую сторону делать — девочка уже взрослая. И отнюдь не такая взбалмошная, как ее представляли газетные вырезки.

Сегодня я увидел ее настоящую, увидел то, что она скрывает в глубине себя. А скрывает она, как оказалось, весьма доброе и нежное существо, которое вынуждено было, чтобы противостоять постоянному давлению медиа-массы извне, нарастить эту броню отчужденности и пафоса.

И эта броня отлично справлялась против того, против чего была создана, но стоило подойти к ней с другой стороны, применить другой метод — не лом, но отмычку, — и, словно морская устрица, Ванесса раскрылась и сама не заметила, как показала свою истинную сущность.

Не уверен, что даже ее дед знает ее такой, что