– Что ж, у нас получился внушительный список, –констатировала Делла.

Мейсон опять заходил по комнате:

– Знаешь, Делла, бывает так, что пытаешься вспомнить имя ине можешь, когда же начинаешь думать о чем-то другом, это имя вдруг всплывает впамяти. Я постараюсь отвлечься от этих вопросов и посмотрю, что из этогополучится.

– Ладно, – согласилась Делла. – О чем еще вы хотелипоразмышлять?

– О тебе, – ответил он, улыбаясь. – Давай-ка поедемкуда-нибудь, выпьем по коктейлю и спокойно пообедаем. Что ты думаешь о том,чтобы поехать в какой-нибудь ресторан в горах, где из обеденного зала мы смоглибы полюбоваться огнями города и почувствовать себя вдали от всех и от всего?

– Принимаю ваше предложение. – Делла отодвинула свой стул инадела чехол на пишущую машинку. – Мы берем с собой список вопросов и ответов?

– Берем, – сказал Мейсон, – но постараемся не думать о немдо окончания обеда.

Делла Стрит сидела за столиком напротив Перри Мейсона и сбеспокойством наблюдала за ним.

Адвокат съел жареное мясо автоматически, вряд ли осознавая,что кладет в рот, а теперь пил черный кофе, глядя то на танцующие пары в зале,то в большое окно на море огней, расстилающихся внизу, в долине.

Делла Стрит протянула руку через столик и успокаивающеположила ее на ладонь Мейсона:

– Вы взволнованы, да?

Он посмотрел на Деллу, моргнул, сосредоточивая на нейвзгляд, и вдруг тепло улыбнулся:

– Просто задумался, вот и все.

– Встревожены?

– Да, встревожен.

– Беспокоитесь за вашу клиентку или за себя?

– И то и другое.

– Вы не можете допустить, чтобы это подкосило вас.

– Адвокат не доктор, – сказал Мейсон. – У доктора многопациентов: молодые, которых можно вылечить, старые, страдающие неизлечимымиболезнями. Такова суть жизни – люди двигаются в потоке от рождения до смерти.Доктор не может погружаться в беды своих больных и страдать за каждого из них.

С адвокатом совсем другое дело. У него относительно меньшеклиентов. Большинство тревог устранимы, если, конечно, точно знаешь, что надопредпринять. Но несмотря на то, устранимы они или нет, адвокат всегда можетнаправить клиента, чтобы тот занял правильную позицию, если все вернопросчитает.

– А что вы скажете о себе? – спросила Делла.

Мейсон усмехнулся:

– Я чую носом. Конечно же, я уверен, что кто-то взял машинуВирджинии и она участвовала в аварии. Я чувствовал, что это ловушка, кто-тосделал новую попытку подставить ее. А если обстоятельства складывались именнотак, то все мои действия оправданны.

Так или иначе, в сущности, мои действия находят оправдания.Я ничего не знаю о каком-либо совершенном преступлении. Я только знаю, чтосовсем недавно была сделана попытка ложно обвинить Вирджинию, и я старалсязащитить ее. Конечно, если бы я знал, что преступление было совершено и еемашина участвовала в нем, тогда мои поступки можно было бы назватьпротивозаконными. В конце концов, все зависит от цели. – Он опять посмотрел натанцующих, с минуту его глаза не отрывались от какой-то пары, затем сноваустремил взгляд в окно. Но вдруг резко повернулся к Делле и прикрыл ее рукусвоей. – Спасибо за преданность, Делла. Я не любитель говорить громкие слова.Думаю, что воспринимаю тебя как нечто неотъемлемое – как воздух, которым дышу,как воду, без которой не выживешь, но это абсолютно не означает, что я не ценютебя. – Он погладил ее пальцы. – Твои руки чудесным образом успокаивают. У тебяумелые руки, женственные и в то же время сильные.

Она смущенно засмеялась:

– Годы работы на пишущей машинке сделали мои пальцысильными.

– Годы верности усилили значительность.

Она быстро сжала его ладонь и тут же отдернула руку,понимая, что они привлекают внимание.

Мейсон опять стал смотреть на море огней, но неожиданно егоглаза расширились.

– Вам пришла в голову какая-то идея? – полюбопытствовалаДелла.

– Боже мой! – воскликнул он. И, немного помолчав, произнес:– Спасибо за вдохновение, Делла.

Она вопросительно подняла брови:

– Разве я что-то сказала?

– Да, ты упомянула о работе на пишущей машинке.

– Это как игра на пианино, – пояснила Делла. – Укрепляетруки и пальцы.

– Наш второй вопрос: почему они хотели, чтобы ВирджиниюБакстер осудили за уголовное преступление? Мой ответ был неправильным.

– Не понимаю, – отозвалась она. – Ваш ответ самый логичныйиз всех. Похоже, это единственное, что они могли сделать, чтобы подставить ее.Все последующие показания Вирджинии могли быть взяты под сомнение, если бы ееосудили.

Мейсон прервал ее движением головы:

– Они не хотели, чтобы ее осудили. Они хотели бытьуверенными, что она больше не стоит на их пути.

– Что вы хотите этим сказать?

– Им надо было попасть в ее квартиру, использовать бланки ипишущую машинку.

– Но они знали, что она летит самолетом и…

– Возможно, в то время и не знали этого, – снова перебил ееМейсон. – Она была в Сан-Франциско и должна была улететь накануне вечером. Онидолжны были быть абсолютно уверены, что получат доступ к машинке и бланкамБэннока, а также что Вирджиния не появится дома до того, как они совершатзадуманное.

– И что же они задумали? – поинтересовалась Делла.

Лицо Мейсона оживилось, когда мысли завертелись в егоголове.

– Боже мой, Делла, мне это должно было прийти в головунамного раньше! Ты не заметила ничего необычного в этом завещании?

– Вы имеете в виду, каким образом она распределила деньги?

– Нет. То, как оно написано, – пояснил Мейсон. – Обративнимание, что последний пункт оказался на первой странице. Сколько завещанийтебе пришлось напечатать, Делла?

– Бог его знает, – засмеялась она. – За все годы работы вюридической конторе очень много.

– Вот именно, – сказал Мейсон. – Завещание составляется так,что сначала перечисляются все основные наследники, а в самом конце завещательпишет: «Все остальное наследство, очищенное от долгов, а также оставшеесяимущество, каким бы оно ни было и где бы ни располагалось, я завещаю…»

– Совершенно верно, – подтвердила она.