По традиции Саша делает вид, что спит. С ее стороны кровати спит собака, она внимательно посмотрела на меня и удостоверившись, что свои — плюхнула мохнатую голову на лапы и засопела. Все таки мне нравится эта собака…и ее верность. Кого любишь надо охранять…постоянно… Черт! Куча ненужных мыслей в голове… Я близок, чтоб сорваться и опять вытворить какую-нибудь хрень, о чем буду жалеть.

Врезаюсь в кровать мизинцем, чертыхаюсь… Собака издает удивленное: «Ур», — и поднимает голову. Тонкая рука выползает из-под одеяла и задевает шерсть:

— Тише, девочка, свои.

Вот лучше бы она спала…или не просыпалась.

Забираюсь в постель и чувствую ее запах. Шампунь, дезодорант и крем… Это как бальзам на незаживающие раны в сердце. Вот она — живая, теплая, она смогла…может смогла бы и без меня, но нет…наверное нет…хотя…

И я хочу ее обнять. И я пробираюсь под ее одеяло и кладу руку ей на талию. Она вздрагивает. Я прижимаюсь поближе — она напрягается. Наверное, я ей так омерзителен. И мне хочется это исправить…

— Я скучал.

Зачем я это сказал? Я пьян, но не на столько.

Чувствую — дышит через раз. И вспоминают этот чертов «Фазан».

Целую ее куда-то под ухо. Вся съежилась.

— Прости меня, я идиот.

Обнимаю еще сильнее. Она в этой скользкой сорочке. А я хочу держать ее крепко. Забираюсь под ткань и кладу руку на живот. Ее всю сжимает, кажется, вот-вот вырвет. Хочу загладить вину — глажу, целую. Но от этого становится только хуже. Чувствую меня самого тянет в отчаянье. Держу себя в руках. И я просто обнимаю ее, пока не засыпаю.

Просыпаюсь под топот и хлопанье дверей.

— А где наша мадама и ее Цербер?

Черт! Лариса приперлась. С утра пораньше. Не сразу доходит кого обозвали Цербером… Не меня, псину.

Я почти лежу на Саше. Она, свернувшись в клубочек, спит. Лицо опухшее и красное. Плакала. Не знаю, что мне сделать, чтоб ее жизнь не была такой поганой.

Дергается ручка двери.

— Спят еще что ли? Что всю ночь то делали? Уже полдень. Разлуку забывали?

Какая же она мерзкая. Уйди, женоподобный монстр. Дай поспать и нормально провести утро.

Но Саша уже тихонько зашевелилась. Разбудила все таки. Знает ведь, что ночами она не спит.

— Доброе утро, — улыбаюсь ей тихонько в ухо. — Не подавай признаков жизни, и она уйдет.

— Надо с собакой гулять.

Кладу палец на ее губы. Тише. Не хочу я с этой мегерой спросонья встречаться.

Стараюсь не обращать внимания на ее тусклые глаза.

Самое приятное в жизни с женщиной — это утро. Потягиваешься, а тут она- тепленькая копошится. И так хочется ее потискать. Даже если не хочется ей. И я ее тискаю, сгребаю в охапку и обнимаю. Хватит дуться. Ведь так нормально у нас все было. Ничего не изменилось. Я тот же. Она та же. В ее жизни случалось дерьмо и похуже, чем то, что я ей устроил.

Она не вырывается, но и не кладет мне ладонь на грудь, как делала раньше. Пройдет время — успокоится.

А Лариса все сыплет скабрезными словечками в коридоре наверху.

Мне это снова напомнило «Фазан», когда наши соседи устроили траходром за стенкой. Вздыхаю, перебарывая порыв, который не смог побороть тогда.

Глава 32

— О! Кого я вижу! — Лариса сидит на кухне и пьет что-то из огромной чашки.

Данил бросает в нее полотенцем, попадая прямо в лицо. Он из душа, с волос еще периодически капает на футболку.

— Засранец. Ну как прошла встреча? Ты ее сразу заволок к себе в берлогу, питекантроп?

— Замолкни, у меня больше нет полотенец, но на кухне столько всего тяжелого что можно в тебя кинуть…

— Хоть бивень мамонта то ей подарил перед тем как…

— Замолкни!

На кухню влетает Вера, при полном параде.

— Надо Алису к ветеринару свозить. Рано утром прилетает Кристина. Так что постарайтесь весь яд сейчас повыплескивать, чтоб к ее приезду он успел выветриться из дома.

И чмокнув всех в щеку, она так же стремительно уносится, прихватив оставленную в гостиной переноску.

Саша спускается только чтоб выгулять и покормить собаку, а потом опять уходит наверх.

— Либо ты ее затрахал до полусмерти, либо она не сильно рада тебя видеть…

— Вроде одно слово, а ты никак его понять не можешь. За-ткнись.

— Серьезно. Она даже чай не пришла пить. Я тут как пудель перед ней скакала, смотрела чтоб она кукухой не поехала и вены не вскрыла в ванной. А ты в это время чем был занят? Вообще-то это твой подкидыш, а не мой.

— Вот что ты за человек? Вроде говоришь, что о человеке беспокоишься, но как отвратительно это звучит. Не рот, а гадюшник.

— Твой ужик там находясь не жаловался.

— Ну тварь же, а?!

Лариса вульгарно громко смеется. У Данила похоже пропал аппетит, и он откладывает начатый кусок пирога и отодвигает тарелку.

— Ну ладно, ладно, питон! — Лариса смеется еще громче.

— Фу какая ты мерзкая!

И Данил начинает что-то колдовать, отвернувшись спиной. А потом идет наверх с подносом.

— Саша, надо поесть.

Она уткнулась в очередную книгу сидя прямо на полу, опершись спиной на край кровати и перебирая шерсть на