Даже если их не примет свет, и они останутся без гроша, он все равно смог бы сделать ее счастливой. Он очень надеялся на то, что их ждет общее будущее.

Ну а сейчас она с закрытыми глазами сидела под деревом, поскольку только в тени можно было скрыться от полуденной жары. Открытая книжка лежала у нее на коленях.

Филипп, бесшумно ступая, подошел к ней. Анджела, очевидно дремала.

— Привет, — сказал он.

Она в изумлении открыла глаза и быстро вскочила. Книжка упала на землю.

— Ты напугал меня, — сказала она.

— Ты кое-что выронила, я подниму.

— Нет! — Она потянулась за книжкой, но Филипп, улыбнувшись, поднял блокнот высоко над головой.

— Ну, пожалуйста, — попросил он, умоляюще глядя на нее.

Он, конечно же, вернет ей блокнот, если она будет настаивать, но теперь, когда книжка оказалась у него в руках, ему более чем когда-либо захотелось взглянуть на ее содержимое.

— Мне не следовало учить тебя этому слову, — пробормотала она.

— Это означает «да»? Скажи «да», Анджела.

Он улыбнулся ей, потому что знал, как действует на нее его улыбка.

— Ладно. Но там нет ничего интересного, — сообщила она.

Но она была не права, потому что первая же страница приковала его внимание. На ней был изображен мужчина, сидящий в какой-то гостиной. Неужели это тот самый?

Анджела кивнула, и Филипп стал внимательнее рассматривать мужчину, который погубил ее. Ему захотелось сбить с его лица самодовольную улыбку. Или разорвать рисунок, чтобы навсегда стереть этот образ из ее памяти. Но он понимал, с какой любовью был сделан этот рисунок, как удачно она поймала момент. Конечно, она рисовала его до того, как потеряла невинность.

Перевернув страницу, он увидел изображение Девы Марии, держащей на руках младенца Иисуса.

Анджела изобразила ее с умиротворенной улыбкой и счастливым взглядом. Через мгновение он узнал стоявшую в часовне статую, которая чудом уцелела после того, как обрушилась крыша. Он хорошо знал ее. Более того, он даже знал, насколько она тяжела, поскольку они с Уильямом Слоуном на время ремонта крыши перетаскивали ее в аббатство.

Он перевернул еще одну страницу, затем еще, рассматривая одно за другим изображения матери и младенца. Но он видел нечто большее, чем рисунок, и понял, почему Анджела откладывает постриг. Ей страстно хочется иметь ребёнка, хочется самой улыбаться этой усталой, но счастливой улыбкой.

Он пролистал несколько страниц с теми же сюжетами, пока его внимание не привлекла новая тема.

Он узнал себя. Он узнал черты своего лица, искривленный нос, синяк и порез на лбу, теперь уже заживший и превратившийся в шрам. Но выражение лица, казалось, не принадлежало ему. Он умиротворенно спал. А внизу была подпись: «Спящий дьявол». Это заставило его улыбнуться.

Он перевернул страницу и увидел еще одно изображение скульптуры, вид снизу, словно Анджела стояла на коленях, рисуя ее. Боготворя ее.

Филипп вновь перелистнул страницу и увидел то, над чем она работала последние несколько дней. На рисунке был изображен он, без рубашки. И вновь он не узнал себя. Не может же он выглядеть так впечатляюще. Она изобразила его настоящим героем. Фона не было, поскольку его изображение занимало всю страницу. Кроме того, она передала детали, свидетельствующие об их близости, — все, даже самые малозаметные шрамы были на своих местах. Она уже хорошо знала его, это было видно, и причем знала таким, каким он сам себя не знал.

Теперь он мог увидеть то, чего не видел раньше. Теперь он точно знал, чего хотел, поскольку здесь каким-то чудом присутствовало именно то, что он мог ей дать: самого себя, ребенка и эту счастливую умиротворенную улыбку.

— Ты что-нибудь скажешь? — спросила она.

Он посмотрел в ее ясные голубые глаза и увидел свое будущее: возможность быть счастливым, ее любовь к нему и свою собственную любовь к ней.

— Выходи за меня замуж, Анджела.

Ее губы медленно раскрылись, как он мог понять, от удивления. И это было правильно. А вот то, что она неожиданно потеряла дар речи, оставив без ответа его предложение, было неправильно.

— Ты собираешься давать ответ? — нервничая, спросил он. Его сердце отчаянно колотилось.

— Попроси меня, — сказала она с улыбкой на губах. Правильно. Просить, а не приказывать. Не слишком умело с его стороны. Даже ему было известно, как должным образом следует делать предложение. И, несмотря на то, что после ранения ему было трудно опуститься на колено, боль была еще достаточно сильной, он, тем не менее, сделал это. Потом взял ее за руку и заглянул в глаза.

— Анджела, ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — ответила она с улыбкой и рассмеялась. — Да. Он быстро встал, обнял ее и крепко поцеловал. Он даже не подозревал о присутствии зрителей, пока не раздались крики и возгласы рабочих. Он только что скомпрометировал себя и ее. Но разве поцелуи и объятия могут считаться компрометирующими, если они следуют за предложением руки и сердца? И хотя у него имелся богатый опыт по части соблазнения, ответа он не знал. Но это не имело значения, поскольку он собирался быть с Анджелой всегда.

И впервые за очень долгое время Филипп почувствовал себя счастливым, по-настоящему удовлетворенным и гордым. На этот раз он все сделал правильно.

— Молодец! — сказал Уильям и похлопал его по спине.

— Поздравляю! — присоединился к нему Джонни.

— Спасибо.

— Теперь я понимаю, почему тебя не интересовали местные девушки. Все понятно, — добавил Джонни.

Филипп усмехнулся и пожал плечами, подтвердив их предположения. Братья, похоже, все поняли и вернулись к работе, продолжив спор, который они вели весь день, о том, кто накануне вечером выпил больше пива. Филипп не прислушивался, его занимала только одна мысль: он собирается жениться. И как ни странно, эта мысль приводила его в приятное возбуждение.

У Филиппа вновь появилось ощущение, что за ним наблюдают, когда он измерял и пилил доски. Он оглянулся, ожидая увидеть Анджелу, но ее нигде не было видно. Вероятно, она сейчас у настоятельницы — делится новостью.

Краешком глаза он увидел двух мужчин, которые показались ему незнакомыми. Они не работали, а стояли неподалеку, в зарослях кустарника, лениво покуривая сигары. Даже издалека они выглядели отвратительными. Ясно, что они не имели никакого отношения к монастырю или к кому-нибудь из его обитателей.

— Кто это такие? — спросил Филипп Уильяма, кивком головы указывая на мужчин.

— Твои приятели. Так они сказали. Разве нет?

— Не думаю, что я с ними знаком, — сказал Филипп, хотя неприятная тяжесть в желудке свидетельствовала об обратном.

Но где он их видел, он вспомнить не мог.

— Тот, что слева, — Пьер, справа — Франсуа. Они французы. Это все, что я знаю, они не очень разговорчивы, да и вообще грубияны.