— Я ничего о ней не знаю. После замужества моя мать как-то отдалилась от своих родственников.

— Тем не менее, если ты отправишься в Лондон и остановишься у своей тетушки, то это будет правильно.

— Но… — Возражения застыли на губах Анджелы.

Она не хотела никому навязываться, но придется поступить именно так. В конце концов, она сможет остановиться у нее ненадолго, пока не найдет хоть какую-нибудь работу — например, место гувернантки.

— Я дам тебе рекомендательное письмо. Уверена, что вы прекрасно поладите с леди Палмерстон.

— Спасибо, леди Кэтрин.

— Я буду скучать по тебе, Анджела, и, конечно, мы всегда с радостью примем тебя обратно. Но сейчас так будет лучше для тебя. А теперь нам с тобой необходимо решить, что мне сказать этому негодяю, если он вдруг появится.

Анджела задумалась. Она не верила, что он вернется. Но если это все-таки произойдет… он не должен узнать, куда она отправилась. А если она позволит сообщить ему свой лондонский адрес, то будет все время ждать его и вздрагивать при каждом звуке дверного колокольчика.

И все же у нее зародилась надежда. Может быть, есть разумное объяснение его отъезду? Может быть, он вернется? Может быть, может быть… И искорка надежды погасла так же быстро, как вспыхнула.

— Поступите так, как сочтете нужным, если он вдруг вернется. Я больше не полагаюсь на свой здравый смысл в таких вещах, — честно ответила Анджела.

— Что ж, хорошо. И прежде чем ты уедешь, я хочу признаться в том, что я всегда восхищаюсь твоей решимостью и верой.

— Верой? Но ведь я покидаю монастырь!

— Твоей верой и решимостью, благодаря которым ты однажды получишь все, к чему стремишься. Ты продолжаешь попытки тогда, когда другие, вероятно, уже оставили давно бы эту затею. Я молю Бога, чтобы ты не потеряла веру в себя.

У Анджелы не хватило духу сказать, что она уже утратила веру. «Ее вера» покинула ее вчера около полудня и даже не попрощалась.

Мир за стенами монастыря показался Анджеле совсем чужим. Многое изменилось с тех пор, как она ждала на постоялом дворе почтовый дилижанс, потом несколько часов тряслась по пыльной дороге в компании совершенно чужих людей. С тех пор прошло шесть лет. Ее репутация была погублена. Сердце разбито.

Спустя несколько часов после того, как Анджела покинула стены монастыря, первое любопытство было удовлетворено, и она заскучала. В почтовом дилижансе всего, вместе с ней, ехали шесть пассажиров: семья, состоящая из родителей с двумя дочерьми, и сидевший напротив джентльмен. Отец семейства спал, мать что-то вышивала, а дочери читали романы. От нечего делать она сосредоточила свой взгляд на мужчине. У него были черные волосы с сединой на висках. Черты лица были грубоватыми, и выглядел он уставшим. Его одежда определенно была сшита у хорошего портного. И во время последней остановки на постоялом дворе она слышала, как он что-то говорил о своем собственном экипаже и о том, что ему нужно срочно попасть в Лондон. Изредка их взгляды встречались, но в основном он был занят чтением газеты.

Скучая в трясущемся экипаже, она не переставала думать о Филиппе, вспоминать его глаза, его предложение: «Выходи за меня, Анджела!», и то, как она вынудила его произнести эти слова дважды, потому что не могла поверить в такое счастье. Ей показалось, что в первый раз она просто ослышалась. И от этих мыслей сердце начинало ныть, и слезы наворачивались на глаза. Но не станет же она плакать в почтовом дилижансе, в окружении незнакомых людей. Она больше не хотела думать о Филиппе. Она должна его забыть. «И сделать это нужно прямо сейчас», — сказала она себе.

Чего ей действительно хотелось, так это нарисовать портрет человека, сидевшего напротив. Она открыла дорожную сумку, в которой лежали запасное платье, рубашка, рекомендательное письмо, деньги, которые смогла ей выделить настоятельница, альбом и карандаши. Она быстро пролистала страницы со старыми рисунками, не позволяя себе взглянуть на них, и начала рисовать. Сначала она сделала набросок его лица: переносицу, глаза, волосы. Нижняя часть лица была скрыта газетой. Анджела продолжала рисовать даже тогда, когда они выехали на очень ухабистый участок дороги. В результате сильного толчка сестры повалились друг на друга, кто-то выругался, кто-то ударился головой, а альбом Анджелы, взлетев, упал на колени мужчины, которого она рисовала. Взяв его, он, не спросив разрешения, начал рассматривать рисунки.

— Извините, сэр, — сказала она. Он никак не среагировал.

— Я хотела бы, чтобы мне вернули мою собственность, сэр, — сказала она нарочно громко. Все пассажиры насторожились.

— Это рисовали вы? — спросил он.

— Ну конечно, — резко ответила она.

— Очень неплохо.

— Если это комплимент, то должна вас поблагодарить, — заметила Анджела. Она знала, что ее рисунки действительно хороши, но ее благодарность прозвучала с некоторой долей иронии, поскольку она не давала разрешения смотреть свой альбом.

Теперь уже мужчина довольно бесцеремонно разглядывал ее с головы до пят. И вдруг Анджеле стало стыдно за свое старое, поношенное серое платье и за маленькую дорожную сумку, в которой умещались все ее пожитки. Невозможно было представить себе, о чем мог подумать этот джентльмен.

— Я нанимаю вас, — неожиданно произнес он хрипловатым голосом.

— Простите, но я не товар на продажу!

Он рассмеялся. Его смех был низким и раскатистым.

— В качестве рисовальщика, мисс. Мне нужен иллюстратор, и я думаю, что вы мне подойдете.

Сначала она испытала облегчение, что он не принял ее за проститутку. А затем она просто потеряла дар речи.

— Найджел Хейвен, издатель лондонского еженедельника «Лондон уикли», — представился он и протянул ей руку.

Она пожала ее, но не представилась. Она не знала, что это за издание, ей совсем не хотелось стать сотрудницей какой-нибудь непотребной газетенки.

— Возьмите мой адрес. Зайдите в редакцию, и мы обсудим условия вашей работы.

— Я пока не дала согласия, — сказала она.

Вообще женщины ее круга, как правило, не работают. И, тем более в каких-нибудь сомнительных изданиях. Хотя ее положение было в такой степени неопределенным, что если ее не примет тетушка, она согласится рисовать что угодно и, для кого угодно, лишь бы это давало возможность выживать, иметь еду и крышу над головой. Анджела взяла адрес.

— Отлично, мисс, отлично.

Он вернул ей альбом, затем вновь погрузился в чтение газеты и уже до самого Лондона не обращал на нее никакого внимания.

Совсем скоро Анджела стояла в холле особняка леди Палмерстон, ожидая, пока ее примет тетушка. Но захочет ли тетушка ее видеть? Анджела очень надеялась быть приглашенной хотя бы на чашку чаю, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок. У нее с самого утра маковой росинки во рту не было.