Так и вышло, что через несколько недель я уже гуляла у фонтана Рианнон (если только то не была Диана) во дворе Бегущей Воды и пыталась перестать думать об Этом Мальчишке – мне хватало мыслей об Артусе, Меровий (который въехал-таки в Камланн после того, как его посланник вымостил ему дорожку), моем отце, моем мерзком братце и кровавом убийстве.

В конце концов долго мне не выдержать. Клятва там, не клятва – я не понимала, из-за чего это я должна постоянно держать в узде собственные чувства и желания! Даже воину порой хочется стать женщиной!

И я решила, что, если Этот Мальчишка не станет слишком сильно раздражать меня час-другой, я вдохну поглубже, помолюсь Богородице и приглашу, пожалуй, Этого Мальчишку на приятную прогулку – ну, то есть позволю ему пригласить себя, потому что я не забыла: я с ним не разговариваю. И пусть будут прокляты те глупцы, которые станут болтать, будто годы размягчили меня!

Питер бродил по комнате в поисках зеркала, пока наконец не вспомнил, что никакого зеркала тут нет. И крема для бритья тоже. «И что теперь? Если Мордред насадит меня на вертел – уж хотя бы выглядеть надо как подобает. Чем же здесь бреются?»

«Камень, – подсказал Питеру Ланселот, – римский бритвенный камень».

Бритвенный камень? Напоминание сикамбрийца заставило Питера вспомнить о том, что действительно римляне скребли заросшие щетиной щеки пемзой. Неужели придется? Питер взял со столика у кровати кошель, обшарил его, нашел тонкий сероватый камень.

«Боже! Ну ладно, попробую…» Питер немного растерялся, гадая, надо ли намочить щеки, или драить их камнем всухую. Прежде-то ему никогда не доводилось бриться никакими камнями, и он поежился, представив себе залитый кровью кусок пемзы и багровые пятна в тех местах, где прежде были щеки… Дожав плечами, он смочил лицо водой из тазика, успевшей приобрести комнатную температуру.

Одна сторона у камня была ровная, плоская, другой стороной камень удобно лег на ладонь Питера. Он сжал зубы и провел камнем по коже. «Нечего удивляться тому, что они тут все в шрамах», – мрачно подумал он.

Боль оказалась не такой уж и жуткой, а самое удивительное – камень действительно грубовато, но все-таки сбривал отросшую щетину!

Покончив с бритьем, Питер промокнул не слишком окровавленные щеки льняным «полотенцем», которое обнаружил рядом с опустевшим тазиком. Затем медленно, осторожно присел на кровать. Головная боль почти прошла, и ему хотелось, чтобы она не возвращалась.

Обследовав прикроватный столик, Питер не нашел ничего примечательного – ни запертых ящичков, ни тайников. По всей вероятности, столик играл чисто декоративную роль и предназначался для чая со сдобой.

Питер вытряс из кошеля монетки и внимательно рассмотрел их. Четыре монетки были серебряные, одиннадцать – медные. На каждой из серебряных монеток было вычеканено «IMPERATOR CONSTANTINIUS PIUS PRINCEPS» на аверсе, а на реверсе – «NOVUS DENARIUS». На медных чеканка гласила: «GENIUS POPULI RONANI».

Слово «denarius» показалось знакомым. Видимо, серебряные монетки были денариями, и чеканили их при императоре Константине или в его честь. Но вот когда правил Константин, Питер не помнил. В воскресной школе Питер учил, что император Константин председательствовал на Никейском Соборе. Но это значило – на век, если не больше, раньше четыреста пятидесятого года нашей эры.

Он вынул из кошеля свернутый пергамент с латинским текстом, заточил кусочек угля маленьким ножиком и вывел: «Логическое расследование».

«Моргауза (так ее следует называть) – одна из первых в списке подозреваемых, подходящий темперамент для Селли. Слишком очевидно?

Анлодда импульсивна, а Селли холодна и расчетлива. Прикрытие? Я так не думаю. Она рыжая, и привлекла бы слишком большое внимание. Впрочем, значит это что-нибудь или нет – неясно. Доверять ей нельзя, она не так проста, как кажется.

Гиневра… Гвинифра…»

Питер задумался. Образ Гвинифры наполнил его воображение – Гвинифры, танцующей обнаженной, словно королева фей, и зовущей его к танцу…

Питер положил ногу на ногу и продолжал писать.

«Гиневра – Гвинифра – нет, слишком невинна, слишком открыта. Селли тяжела, расчетлива, она бы никогда не смогла танцевать, как Гвинифра. Она чиста. Как бы мне хотелось, чтобы обстоятельства стали иными, и я сумел бы с ней поближе познакомиться».

Последнюю фразу Питер быстро зачеркнул, встал, походил по комнате, отбросил неприличные мысли.

Снова сел. Справа от первой записи составил небольшую табличку.

Настоящее имя —> Имя по Мэлори

Артус —> Артур Кей —> Кай Бедивир —> Бедивер Гвинифра —> Гиневра Меровий —> ?

Корс Кант —> ?

Анлодда —> ?

Моргауза —> Маргауза Мирддин —> Мерддин Медраут —> Мордред Ланселот —> Ланселот Озерный

Питер внимательно прочел список, стараясь как можно лучше запомнить имена. «Я же не хочу снова ошибиться», – думал он.

Судя по свету за окном, прошел почти час. Питер спрятал свой «бортовой журнал» под нижнюю рубаху.

«Нельзя, чтобы его нашли», – решил он и вышел из комнаты. Питер шагал по коридору, расправив плечи и стараясь держать голову прямо, словно фузилер на параде. По лестнице он спускался, стараясь головой не шевелить, – боялся, что снова заболит.

Поутру громадный пиршественный зал выглядел совершенно по-другому. Ни простора, ни высоченного потолка, ни открытой части, озаренной светом звезд и оттого казавшейся волшебной, – нет, теперь триклиний казался меньше. Перепачканные, лоснящиеся от жира скамьи валялись где попало, между ними не смогла бы проскользнуть даже кошка. Мифическая атмосфера сменилась беспорядком, грязью и застоявшимся запахом гашишного перегара.

С десяток бедно одетых парней и девушек – рабы, несомненно, – торопливо наводили порядок. Питер придал лицу свирепое выражение и рявкнул на рабов, чтобы те дали ему дорогу. Они без возражений повиновались.

Помимо столов и скамей в зале валялись храпящие люди. Питера чуть не стошнило. «И это – благородные рыцари Круглого Стола короля Артура, защитники Англии!» Питер стыдливо отвернулся от обнаженной женщины, валявшейся лицом вниз поперек своего дружка. Оба были мертвецки пьяны.

Перешагнув через десяток валявшихся на спине сикамбрийцев, Питер не без удивления обнаружил, что на него смотрит король Меровий – бодрый, свеженький. Он сидел за столом короля Артура. Меровий приветственно поднял кубок.

– Приветствую тебя. Рано поднялся, принц.

– Приветствую, государь. А ты встал рано или поздно? Меровий взглянул на свечу, едва держащуюся в подсвечнике. Одна сторона свечи оплыла. Меровий отыскал на свече какую-то отметку и покачал головой.

– Поздно, наверное. Я думал.