Вернись, Гай! Вернись домой, ко мне…

* * *

Собираясь в Лондон, Хестер спешно паковала вещи. Гая перевели в центральный военный госпиталь в Лондоне для дополнительного обследования. Острая угроза его жизни миновала. Хестер тянула за все ниточки, нажимала на все кнопки, стараясь получить самые верные сведения о его состоянии. Она решила показать его лондонским специалистам, надеясь предпринять хоть что-то, чтобы запустить процесс выздоровления.

Телеграмма пришла как гром среди ясного неба, но Энгус не удивился.

– Так дело было не во мне, это Гай, мам… Я же почувствовал, что с одним из нас что-то не так, только теперь для разнообразия беда случилась не со мной.

Порой он несет такую чушь, но она лишь легонько посмеялась над ним и велела ему приглядеть за гостями, пока она отлучится. На первом месте сейчас Гай. Он будет жить. Он поправится. Сколько бы времени это ни потребовало. Чем скорей она увидит его, тем скорей сможет управлять ситуацией. А потом она перевезет его домой, на свежий воздух, здесь он сможет восстановить силы. И уж больше она его от себя не отпустит, нечего делать ему на этой бессмысленной бойне.

Разве мало она страдала, пожертвовала этой кошмарной войне мужа, а теперь вот и сына – и чего ради? Словно тигрица, рвалась она оберегать своего тигренка. Имя Кантрелла по-прежнему имело вес в военных кругах. Сейчас главное – поставить его на ноги.

Первым ее порывом было поскорее выпроводить всех этих шумных гостей, наводнивших теперь ее дом, и приготовить все к возвращению Гая. Ему нужны покой и тишина, а не прокуренные комнаты, наполненные дымом. Ох, сколько всего надо будет продумать! Но первым делом надо добраться до лондонской квартиры Чарльза и дожидаться там, когда Гая можно будет перевезти домой. Она глаз не спустит с него, пока не увидит, что он идет на поправку! Никто и ничто не посмеет ей помешать, и уж точно не эта выскочка Бартли. Да как она только смеет писать ей и вынюхивать новый адрес ее сыночка?

Если бы он хотел ей написать, то сам бы отправил открытку. В госпитале есть сестры милосердия, они помогли бы. Нет уж, лучше не подпускать к нему эту охотницу за богатством, пресечь всяческие контакты. Так будет лучше для них обоих.

* * *

Неделя шла за неделей, Гай чувствовал, что силы постепенно к нему возвращаются, дышать стало уже не так трудно. Глаза заживали быстро, потихоньку давал о себе знать аппетит. Каждый день приходила мама – в часы приема посетителей, приносила свежие фрукты, газеты, квохтала над ним, как над маленьким, и допрашивала о его состоянии каждого мужчину в белом халате.

Он выучил почти все медицинские термины, в подробностях знал, как протекает заживление его гортани и глотки. Бронхопневмония достигла критической точки и теперь быстро пошла на убыль. Ему удалось пережить этот кризис, уносивший столь многих его товарищей в первые же дни после отравления газом. Крепкий организм встал на его сторону, и он даже начинает понемногу пытаться ходить, правда, периодически накатывающее удушье по-прежнему пугает его.

Зато он пытался читать книги, которые прислал ему Энгус, получил множество открыток с пожеланиями выздоровления, но пока ни строчки от Сельмы. Сначала он очень расстроился, а потом рассудил, что, должно быть, ее письма скитаются по всей Франции, разыскивая его. Мысли крутились нудным веретеном, ни за что не цепляясь. Доктора говорят, плеврит потребует длительного лечения, так что в ближайшие недели любая физическая нагрузка ему противопоказана. Неужели ему суждено вот так вот зачахнуть, превратиться в вялый комочек студня?

Хотя все вокруг почему-то радовались его успехам.

– Милый, они боялись, что потеряют тебя! – нашептывала ему мать. – Но они не знали, что Кантреллы из крепкой глины и просто так не сдаются… Вот только никаких уж больше сражений, молодой человек. Ты свой долг выполнил без остатка.

Гай не перечил – если его маме так нравится, пускай себе рассуждает о чем угодно, хоть о конце его воинской службы. Времени еще предостаточно: сначала надо поправиться, а потом пройти медкомиссию. Он прекрасно знал этот порядок: сначала отправят куда-нибудь в Англию подкопить силы, пройти подготовку, а потом снова можно отправляться во Францию. Опытных офицеров на фронте очень не хватает, никто не отпустит его так запросто. Он принадлежит армии, что бы там ни думала его мать, и до победы еще далеко.

И он совсем не собирался распрощаться с фронтом. Ладно, пусть мама пока делает все по-своему, даже свозит его на север, если начальство отпустит. Он, конечно, предпочел бы остаться в Лондоне, поближе к фронтовым новостям, но у него не было сил сопротивляться и настаивать на своем.

Но не может же он вот так валяться тут вечно, он и так проспал бог знает сколько времени. Что-то творится сейчас на передовой? Он отчаянно ловил новости. Скоро должен приехать Энгус. Что ж, хоть какая-то радость маячит, хоть чего-то приятного можно ждать. Мама иногда просто невыносима со своими умильными хлопотами, непрерывными расспросами, что и как у него булькнуло в каком уголке живота. С Энгусом весело, да и надо поблагодарить его – ведь это он спас ему жизнь! Гай был уверен: именно голос брата не отпустил его в вечный сон.

* * *

Сельма нашла предлог сходить в Ватерлоо-хаус – на конюшню, принесла лошадям моркови и яблок. Она обещала Гаю позаботиться о старушке Джемайме – возраст кобылы все больше сказывался на ней, но при виде Сельмы в глазах ее по-прежнему вспыхивал озорной огонек.

– Вот и ты, старушечка моя… Гай передает тебе самый горячий привет. Ему уже лучше, ты только подожди… Он скоро вернется домой, и вы снова поскачете через Ридж. – Опершись о калитку стойла, Сельма, вытянув руку, нежно гладила шелковистую шею лошади, шепча эти слова. И тут ее окликнул Энгус.

Она быстро повернулась к нему:

– Я просто пришла проведать Джемайму. Я обещала Гаю.

– Да-да, знаю, – кивнул ей Энгус.

– Как он?

– В порядке, мама с ним в Лондоне.

– Вы тоже скоро его навестите?

– Да, собираюсь в пятницу, поеду помочь маме.

– Вы не могли бы ему передать… Вот открытка от наших деревенских.

– Разумеется. Здесь подписано, от кого она?

Сельма вспыхнула.

– Открытка от всех… Мы просто хотели, чтобы он знал, что мы думаем о нем и желаем ему скорее поправиться.

Конечно, это была ложь от начала и до конца. Никто, кроме нее, не прикасался к содержимому конверта, но это был единственный способ обойти леди Хестер.

Наверняка Энгус не станет возражать против роли почтальона. И, как ей показалось, его это не слишком и удивило. К тому же он отчасти ее должник – ну или должник Фрэнка, пусть он ни разу и не признался в этом публично.

– Я передам ему письмо.

– А в каком он госпитале, вы не знаете? – осмелилась она, надеясь разведать хоть что-то, но Энгус аккуратно ушел от ответа.