Если начальник узнает, то схватит тебя. Послушайся меня, и я отведу тебя в другую киновию, подальше отсюда”. И отвел его в киновию аввы Дорофея, что близ Газы и Маиума. Девять лет прожил он там, изучил Псалтирь и весь монашеский устав. Но вот он снова идет в монастырь аввы Фирмина к принявшему его старцу и говорит ему: “Честной отец, сделай милость, верни мне мирские одежды и возьми обратно иноческие”. – “Зачем так, чадо?” – спросил опечаленный старец. “Вот уже девять лет, как тебе хорошо известно, я провел в монастыре, постился, сколько было силы, воздерживался и жил в послушании, в безмолвии и страхе Божием. И я хорошо знаю, что благость Божия простила мне много злодеяний. Но я ежедневно вижу мальчика, говорящего мне: "Зачем ты убил меня?" Я вижу его и во сне, и в церкви, и в трапезе, слышу его голос, и нет у меня ни одного часа покоя. Вот почему, отче, я хочу уйти, чтобы умереть за мальчика. Совсем напрасно я убил его”. Взяв свою одежду, он ушел из лавры и прибыл в Диосполис, где был схвачен и на другой день обезглавлен»[150].

Действительно! Голос крови, пролитой убийцею, всегда вопиет… от земли об отмщении (ср. Быт. 4, 10).

Священномученик Киприан Карфагенский писал: «Человекоубийца не может достигнуть ни Царствия Небесного, ни жить с Богом»[151]. Святитель Василий Великий не находил никакого оправдания для данного греха: «Кто нанес ближнему смертный удар, тот убийца, сам ли он начал бить или мстил»[152].

Причем нанесшим ближнему смертельный удар считается и клеветник, позорящий другого человека (информационный киллер). Причем убивающий тело может сделать это только один раз, клеветник же убивает человека бесконечное множество раз, пока продолжают циркулировать пущенные им слухи, домыслы и клеветы. Гортань их – открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их (Рим. 3, 13). Чаще такими делами занимаются душевно (психически) больные люди, утверждающиеся на посрамлении других, хотя бы в собственных глазах.

Но неужели совсем нельзя выговаривать ничего другому человеку? Блаженный Августин писал: «Браниться надлежит редко и только тогда, когда это крайне необходимо для того, чтобы побудить [человека] служить Богу, но никак не нам»[153]. Можно возражать на откровенную клевету и на позорящее нас поношение.

«Поношение» может соответствовать (информационно) реальности, оставаясь при этом греховным деянием, так как не ищет помощи для оступившегося человека, ввергая его душу в отчаяние и уныние. То есть, подобно клевете, оно нравственно недостойно имени христианина. Не ходи переносчиком в народе твоем и не восставай на жизнь ближнего твоего. Я Господь [Бог ваш] (Лев. 19, 16); Скудоумный высказывает презрение к ближнему своему; но разумный человек молчит. Кто ходит переносчиком, тот открывает тайну; но верный человек таит дело (Притч. 11, 12–13).

«…Предписание терпеть то, что направлено против нас, как говорит Августин, разъясняя слова Господа: Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39), относится к подготовленности ума, то есть человек должен быть готов к тому, чтобы вести себя так в случае необходимости. Но он не всегда обязан поступать так актуально – ведь даже Господь не всегда поступал так; действительно, когда Его ударили [по щеке], Он спросил: Что ты бьешь Меня? (Ин. 18, 23). Следовательно, то же самое можно сказать и об оскорблении. В самом деле, мы обязаны готовить наши умы к тому, чтобы в случае необходимости сносить оскорбления. Однако в некоторых случаях нам надлежит давать отпор оскорбителю по одной из двух следующих причин. Во-первых, ради блага самого оскорбителя, а именно – чтобы обуздать его дерзость и пресечь попытку повторить [свои действия], согласно сказанному [в Писании]: Не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих (Притч. 26, 5). Во-вторых, ради блага многих, добродетели которых оскорбление нас могло бы нанести урон. В связи с этим Григорий[154] говорит: “Занимающим столь видное положение (в Церкви. – Прот. О.С.), что их жизнь служит примером другим, следует по возможности восставать на своих хулителей, иначе их (священнослужителей, на которых клевещут. – Прот. О.С.) назидание не будет услышано (из-за сплетен о них не будет восприниматься с доверием. – Прот. О.С.) теми, кто мог бы услышать, и они (сами клеветники. – Прот. О.С.) утвердятся в своей порочности из презрения к добродетельной жизни”»[155].

В понимании блаженного Иеронима Стридонского, и злословящие, и слушающие злословие одинаково согрешают: «Остерегайтесь шума в ушах и зуда на языке, то есть и сами не злословьте, и злословящих не слушайте»[156]. И если мы обязаны, по Августину, давать отпор информационным киллерам-клеветникам, то тем более обязаны защищать и свою физическую жизнь от покушающихся на нее!

Святитель Иоанн Златоуст раскрывает происхождение греха убийства: «Корень убийства есть гнев»[157]. Так же сказано и в Евангелии: А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «ракá», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной[158] (Мф. 5, 22).

Гюстав Доре. Мученичество архидиакона Стефана. Гравюра (фрагмент)

Здесь мы и видим, насколько нравственность и мораль Нового Завета превосходит ветхозаветную мораль и нравственность (и в целом представления о преступлении, господствующие в мире). Там человекоубийца – тот, кто зарезал, а здесь – и тот, кто обидел не только делом, но и словом. Таким образом, Христос показывает и предысторию греха. Ведь действительно, человек сначала гневается, злословит и лишь потом убивает. Останови человек вовремя гнев (в любых его проявлениях), не будет и убийства. И в этом смысле все грехи, в том числе и самые страшные, совершаются человеком сначала в его сердечном произволении, из сердца исходят (Мф. 15, 19), и лишь потом реализуются в поступках.

Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места диаволу (Еф. 4, 26–27). Не давать места диаволу означает не уподобляться тому, который и есть человекоубийца от начала (Ин. 8, 44).

Мытарство пятнадцатое: «Не ворожите»

«Беспрепятственно прошли мы и следующее мытарство, где истязуются духами за чародейство, колдовство, обаяние, нашептывание, призывания бесов. Духи этого мытарства по виду своему похожи на четвероногих гадов, на скорпионов, змей и жаб; одним словом, страшно и мерзко смотреть на них. По благодати Божией, духи этого мытарства не нашли во мне ни одного подобного греха, и мы отправились