Антон забрал у меня книгу и понес ее к шкафу.

– Виктор Маркович всегда ставил штамп на первой странице? – спросила я.

– Раньше да, – подтвердил гомеопат, – а потом перестал. В советские времена почти во всех книгах был чистый лист. Вот, смотри…

Доктор поставил атлас на место, взял другую книгу и принес мне.

– Это труд по истории, его издали в семьдесят пятом году. Открываем. Что ты видишь?

– Наверху фамилия автора, посередине название, внизу год издания, – перечислила я, – еще графический рисунок, какая-то зверушка сказочная.

– Переворачиваем страницу. И что теперь? – тоном педагога продолжил Антон.

– Чистый лист, – ответила я, – просто белый.

Гомеопат провел ладонью по бумаге.

– Верно. В просторечии его называли «страницей для автографа», автору полагалось именно здесь ставить свою подпись. Тут же помещали экслибрис или печать библиотеки, если книга хранилась в каком-то фонде. Ну а дальше уже шел текст. А вот в наше время чистого листа нет. Его убрали из соображений экономии, для сокращения расходов на производство.

– Поняла, – сказала я, – на книгах, выпущенных до перестройки, Виктор Маркович ставил экслибрис на чистой страничке, а на тех, которые появились позднее, шлепал штамп…

Антон взял со столика толстый том и открыл его.

– Вот сюда, на внутреннюю часть обложки.

И вдруг в наш разговор ворвался посторонний голос.

– Вы что, не слышали, как мама на завтрак зовет? – спросила Нина, заглядывая в библиотеку. – Все давно за столом. Чем вы тут занимаетесь?

– О книгах болтаем, – пояснил брат.

– Идите скорей в столовую, – поторопила Нина, – кофе остывает. Ну, не тормозите, вставайте.

Мы с Антоном миновали коридор, спустились на первый этаж. Нина вошла в столовую, я хотела последовать за ней, но гомеопат придержал меня за локоть и шепнул:

– Пожалуйста, ни слова о квартире на Арбате. Я воспользуюсь твоим советом, сделаю ремонт и лишь потом расскажу про апартаменты маме. Не проговорись случайно.

– Ты о чем?

У Антона вытянулось лицо.

– О «гнездышке» на Арбате.

Я широко раскрыла глаза.

– О каком? Кому оно принадлежит? А, поняла, ты хочешь купить отдельное жилье. Центр города не советую, очень дорого, шумно и грязно. Лучше твоей семье оставаться за городом.

Лицо доктора разгладилось.

– Спасибо. Я тебе еще пригожусь. Только позови – мигом прискачу.

– Хорошо, Сивка-бурка, вещая каурка, – хихикнула я и вошла в столовую.

– Дашенька, вы плохо спали? – забеспокоилась Луиза. – Такая бледная, прямо синяя.

– Она и раньше розовенькой не была, – заметила зловредная Виктория, – здоровый цвет лица бывает только у женщин, которые качественно питаются. Те, кто сидит на диетах, напоминают гнилую капусту. У моей бабки такая весной в подполе валялась, серо-зеленая, склизкая – брр…

– Очень красивые чашки, – быстро нашла другую тему для беседы Нина, – я их раньше не видела.

– Дешевка, – скривила губы Лариса, – современная поделка, такие на любом рынке купить можно.

Феликс перевернул блюдце.

– Сомневаюсь, что такие на базаре встретятся. Видите, тут красный круг, в середине две буквы А.К. и надпись «Limoges. France». Это клеймо Клинберга, владельца фарфорового завода в Лиможе. Предприятие меняло клейма. Использовали его пару десятилетий. По нему сразу можно определить возраст сервиза. Так что он не молод, но это как раз тот случай, когда чем старше, тем дороже.

– Откуда вы все это знаете? – восхитилась Нина.

– Из книг, – пояснил Феликс.

– А я вот что ни прочитаю, враз из головы вылетает, – вздохнула Виктория. – Вчера детектив Смоляковой закончила и уже забыла, о чем там речь шла.

– Если вы говорите о романе «Умка и Тупка», то в нем рассказывается о девочке, которая убила бабушку, – напомнила я.

– А вы откуда знаете? – изумилась Кузнецова.

– Классный вопрос, – рассмеялся ее супруг. – Даша тоже читать умеет.

– Вот видишь! – обрадовалась Виктория. – Васильева с умным профессором живет, а тот ей не запрещает детективы читать. Ты же постоянно ко мне из-за дюдиков приматываешься.

– Вы это видели? – нервно спросил Кирилл, входя в столовую и швыряя на стол перед Луизой газету. – Видели уже рассказ о подвигах? Опять этот мерзкий Александр Сергеевич Пущкин разбушевался.

– Кирюша, – поморщилась вдова, – дорогой, это ведь «Желтуха». Я такими изданиями не интересуюсь.

– Почему? – спросила Вера. – У меня времени на изучение прессы нет, но на работе у нас многие эту газету утром покупают, а потом прочитанное обсуждают. Вроде издание посвящено знаменитостям разного калибра, печатает всякие пикантные подробности из их жизни.

– Журналисты врут, – остановила Хватову Луиза, – придумывают бог весть что, делают репортажи из спален, больничных палат. Знаю, многие люди жаждут знать, в каком виде известный телеведущий по дому разгуливает и сколько у него при живой жене любовниц, но мне это совсем не интересно. Вот уж не ожидала, Кирюша, что ты покупаешь бульварный листок.

– Сегодня купил пасквильный ежедневник впервые, – возразил зять, – да и не взял бы его, кабы не Круглов.

– Кто? – не поняла Нина.

Кирилл сел рядом с женой.

– Наш сосед, который живет в помпезном безвкусном доме с белыми колоннами.

Елена поморщилась.

– Да уж, чудовищный особняк. Отделан снаружи панелями в псевдогреческом стиле, в саду стоят гипсовые копии богов Олимпа, входная дверь, обрамление окон, балясины балконов покрыты сусальным золотом… Так все «красиво», что оторопь берет.

Кирилл протянул руку и взял со стола газету.

– Поехал на работу – мне сегодня надо было рано появиться, завтрака ждать не стал, – захотел пить, не нашел в машине минералку, притормозил у магазина в городке. А там у кассы Круглов стоит. Увидел меня и заржал.

– Ржут лошади, – подал вдруг голос Миша. – Некрасиво так говорить о человеке, люди смеются.

Кирилл сердито посмотрел на племянника. Елена нахмурилась, строго сказала сыну:

– Вот уж что совсем некрасиво и недопустимо, так это делать замечания взрослым. Немедленно извинись перед дядей!

– Когда я сказал в пятницу «Машка ржала в классе», меня бабушка из-за стола выгнала, – неожиданно заспорил мальчик. – Объяснила как раз так: «Ржут только лошади». Если это слово нельзя про людей говорить, то нельзя всем, а не только мне.

– Почему он не в школе? – процедила, глядя на жену брата, Нина.