Я ринулась в ванную, глянула в зеркало и обомлела. Понятно теперь, почему кухарка приняла меня за ожившую покойницу – лицо мое покрывали кровавые пятна. Нет, мои лоб, щеки, подбородок не пострадали во время подъема из подвала, а вот руки я ободрала о трос, потом трогала ими физиономию. Прибавьте к кровавым разводам серые пятна грязи, которой в шахте лифта было в избытке, черные полукружья под глазами от потекшей туши, и станет понятно, почему повариха присвоила мне статус ожившего трупа.

Быстро смыв «красоту», я оделась, схватилась за тональный крем, пудру, и тут раздался звонок мобильного телефона.

– Перед тем как пойти завтракать, надо поговорить, – забыв поздороваться, сказал Антон, – я в библиотеке.

– Иду, – пообещала я и, забыв причесаться, поспешила на встречу.

Сын Виктора Марковича находился в самом мрачном состоянии духа. Заметив меня на пороге, он заговорил:

– Очень тебя прошу, ни слова Луизе о квартире отца.

Я пожала плечами.

– Не собиралась болтать.

– И Нине с Кириллом ничего сообщать не надо, – продолжал Антон. – Юрию Петровичу тоже.

– Хочешь скрыть от родни существование апартаментов? – удивилась я.

– Да, – отрезал гомеопат. – Да!

– Знаешь, сколько сейчас стоят такие хоромы на Старом Арбате? – осведомилась я. – Один мой приятель недавно купил не очень большое жилье в Глазовском переулке, что в одном шаге от Денежного, и заплатил сорок миллионов. А апартаменты Виктора Марковича…

– Плевать на деньги! – возразил Антон. – Как я матери объясню, почему она про чертов притон не знала? Представь, как Луиза отреагирует, войдя в этот… в это… в эти…

– Сколько ты зарабатываешь в месяц? – остановила я его.

– По-разному. А что?

– Назови цифру самого большого гонорара, – попросила я.

– Ну… тысяч двести пятьдесят, – озвучил сумму Антон. И признался: – Но столько бывает очень редко, обычно вполовину меньше.

Я села на диван.

– Вы живете на широкую ногу, у вас огромный дом, машины, прислуга. Клиника Виктора Марковича приносит хороший доход, но женщины обращались в нее в основном из-за Шкодина. Не хочу каркать, но теперь, когда твоего отца не стало, поток пациенток может уменьшиться. По миру вы не пойдете, но заработки станут меньше. Вы с Еленой куда свои деньги деваете?

Антон поднял бровь.

– Тратим. Покупаем вещи, ходим-ездим по разным местам.

– Кто платит за школу Миши? – продолжала я.

– Мама, – после короткой паузы ответил Антон.

– Покупка продуктов, мыла, бумажных полотенец… – перечислила я. – Одной только туалетной бумаги сколько нужно? В доме четыре ванные?

– Пять, – поправил гомеопат.

– В каждую по рулончику, его хватает на неделю, пять на четыре, итого двадцать, – живо подсчитала я. – На чьих плечах расходы?

Антон молча смотрел на меня, а я продолжала:

– Оплата счетов – электричество, вода, газ, налог на землю, дом, телефон городской и мобильные. Сколько денег улетает каждый месяц на коммуналку и другие расходы? И кто их платит?

– Мама, – снова произнес Антон. – Понятия не имею, сколько денег уходит на хозяйство.

– Зарплата кухарки, управляющего, наверное, еще и горничные есть, – не утихала я. – Кто работает у вас?

Антон положил ногу на ногу.

– Кроме тех, кого ты назвала, есть три домработницы, садовник и Галя с Петей, последние живут в сторожке в глубине участка. Они выполняют черную работу. Я тебя понял. Папы нет, с деньгами станет хуже, квартира на Арбате капитал. Или ее сдавать можно. Но как рассказать о ней? Нет, гори апартаменты синим пламенем, никогда не смогу показать их маме. Она обожала мужа, всю жизнь ему посвятила – и получить такой плевок в лицо… Нет, нет, нет!

– Вместо того чтобы твердить попугаем «нет-нет», лучше подумай над ситуацией и найди решение, – разозлилась я. – Найми фирму, пусть рабочие унесут всю мебель, зеркала, люстры, сдерут обои. Сделай самый простой ремонт, типа советский: поставь дешевую старую мебель, ее легко за две копейки купить в Интернете у людей, которые переезжают на новую квартиру и будут рады маленьким деньгам за свои древние диваны. А потом скажи: «Мама, представляешь! Квартира Валентины, оказывается, принадлежала папе, я случайно документы на нее нашел». Вдова туда помчится и что увидит? Отличные апартаменты с простецкой обстановкой. Да, ты потратишься на ремонт, но его можно быстро и дешево сделать. И расходы окупятся.

Антон сцепил руки в замок.

– Мне такой вариант в голову не пришел. Спасибо. Хм, почему я сам не додумался?

– Потому что талдычил: «Нет, нет, мама ничего знать не должна», – усмехнулась я. – Знаешь, некоторые женщины хнычут: «Никогда не выйду замуж за Колю, он пьяница, жадина, ничего не зарабатывает. Нет, не хочу идти в загс с Николаем, никогда не стану супругой идиота. Нет, нет, нет». И так месяцами. Не хочешь жить с Николаем? Так забудь его, думай, где найти достойного жениха. Кто такая Марфа?

– Марфа? – удивленно переспросил Антон.

– Ну да, – кивнула я. – Вроде она пропала много лет назад.

– Ах Марфа… – протянул врач. – Моя непутевая тетя, сестра матери. Я был маленьким, плохо помню их обеих. Волосы у нее были красивые, длинные, она их в пучок собирала, но иногда распускала и казалась мне сказочной принцессой. А вот лицо не могу представить.

– Можно посмотреть на фото, – подсказала я.

– Их нет, – ответил Антон. – Валентина умерла много лет назад, айфоны тогда еще не придумали, каждый свой шаг люди не снимали. Вроде у отца был альбом с семейными портретами, но он сгорел.

– Сгорел? – удивилась я.

Антон встал и подошел к шкафу.

– В день смерти мамы меня утром отправили в школу – я ходил в подготовительный класс, собирался осенью пойти в первый. Учился я в Москве, меня в город на машине на уроки привозили, а в пять с продленки забирали. За рулем Боря сидел.

Гомеопат открыл стеклянные дверцы.

– Он мне казался стариком, но теперь-то я понимаю: ему едва за двадцать перевалило. Борис как раз армию отслужил, демобилизовался, и папа его на работу взял. Мне в школе совсем не нравилось. Учительница, Ада Андреевна, строгая, суровая, постоянно меня ругала – не нравился я ей, очень непоседливым был. Бориса я всегда как избавителя ждал, и тот никогда не опаздывал. Вот его я обожал. Он рассказывал всякие армейские истории, я у него в гараже часами просиживал. И он меня всегда приободрял. Едем домой, я ему жалуюсь: «Пропись криво сделал, сейчас накажут, сладкого лишат». А он в ответ: «Нехорошо, Тоша, ты из умной семьи, дураком расти не должен, отец у тебя великий человек, надо соответствовать. В следующий раз выполни задание хорошо». Потом притормозит у магазина, купит эскимо, которое мне есть запрещали, и скажет: «Угощайся, но никому ни гугу. Это будет наш маленький секрет».