Я аж подпрыгнула.

– Роза Михайловна, кто снес цветное яйцо? Только не говорите, что курица.

Бабуля рассмеялась.

– Она, родимая.

– Но почему цвет такой? – недоумевала я.

– Охо-хо… – протянула молочница, ворочая ключом в замочной скважине. – Это дело рук Гриши, внучок у меня озорник. Четырнадцать лет парню, пора за ум взяться, а он все над взрослыми подшучивает. Неделю назад я полезла в гнездо, глядь – Нюська, одна из куриц, с шарфиком на шее сидит. Гриша ей кашне соорудил. Сегодня вот, нате вам, яйцо красное. Лучше бы безобразник об уроках думал! Ведь с двойки на тройку переваливается, а столько времени потратил, кисточкой по скорлупе возюкая. Сырое яичко-то, не вареное, вручную крашенное. Надо бы дома шедевр оставить, да Борис заказал три десятка, а куры впритык снесли, лишнего белого нет.

Молочница распахнула дверь, шагнула в темноту.

– Сейчас выключатель нашарю, вы пока на порожке постойте…

Мне в голову пришла отличная идея.

– Роза Михайловна, хотите заработать?

– Кто ж откажется? – откликнулась пенсионерка. – Деньги всегда нужны. Но не всякую службу теперь исполнить смогу. Раньше за любое дело бралась, все умею. А нонче кое-что тяжело. Если в доме прибрать, извините, не сдюжу, хорошо не отмою, а тяп-ляп стыдно.

– Понимаете, мне нужны яйца красномордой панки, – сказала я.

Внизу вспыхнул свет.

– Вот теперь идите, – распорядилась молочница. – Но осторожно, тут лестница вниз тянется, чулан в подвале, а он глубокий. Красномордая панка? Что за зверь-то? У нас такой не живет. И не слышала о нем.

Договорившись с Розой Михайловной, я повеселела. Попрощалась с молочницей, и когда та ушла, собралась войти в дом. Начала искать дверь, которая ведет в жилые помещения, обнаружила ее, подергала, но она была заперта.

На короткое время я растерялась, и мне стало холодно. В подвале царил полумрак, под потолком висела тусклая лампочка в железной клетке, пахло сыростью. Корзинка с едой стояла в нише, сделанной в стене, и больше в чулане не было ничего, ни банок, ни мешков – запасы начисто отсутствовали. И сесть было не на что, здесь не оказалось ни табуретки, ни стула, ни вообще какой-либо мебели. Только в углу маячила вделанная в пол здоровенная бочка с полустертой надписью на боку «Огнеопасно». Я поежилась и пошла вверх по лестнице. Стоять на улице не очень приятно, но что мне делать в подвале?

Добравшись до двери, ведущей во двор, я дернула ее за ручку – створка не поддалась. При повторной попытке ничего не изменилось. С минуту я трясла дверь, мешающую выйти на свободу, а потом поняла: Роза Михайловна, уходя, машинально повернула ключ в замке. У нее сработал автопилот, аккуратная пенсионерка не любит оставлять вход в дом незапертым, мало ли кто им воспользуется. Она забыла, что в подвале нахожусь я.

Я попыталась оценить масштаб бедствия. Приглашенным гостям нельзя уезжать из дома, ведь по условиям завещания, если один человек смоется, остальные ничего не получат. А я сейчас не в спальне. Ну и что? В саду-то гулять можно. Совру, что рано утром отправилась на прогулку и захлопнула входную дверь, не подумав о ключах. Потом сообщу чистую правду о встрече с молочницей, и никто не подумает, что я каталась ночью в Москву. Лариса, Вера, Анатолий и Виктория получат, что хотят, а я возьму книгу для Феликса. С этим порядок. Но есть проблема. Как мне отсюда выбраться? Между прочим, мне хочется пить, и от завтрака я бы не отказалась. Ну и коим образом дать знать, что я трясусь в холодном подвале? Наверное, Феликс, когда проснется, забеспокоится, не обнаружив меня в комнате.

Я заклацала зубами. Кстати, о привычках Маневина. Мой муж живет по странному графику – любит писать свои научные книги по ночам, часто сидит в кабинете до рассвета, а потом похрапывает до обеда, а то и полдника. Пока он сегодня проснется, я тут от холода скукожусь. Правда, вчера он улегся в районе полуночи, что для него совсем нехарактерно. Может, он пойдет к завтраку и хватится меня? Ой, как же есть хочется!

Из груди вырвался тяжелый вздох. Я давно заметила закономерность: если мне в какой-то момент чего-нибудь нельзя или я лишена возможности что-то сделать, у меня мигом появляется желание получить все запрещенное и недоступное. Я преспокойно могу сутками обходиться без еды, но когда доктор временно запретил мне лопать хлеб с маслом, помню, что мне мгновенно до дрожи захотелось съесть бутерброд. Сейчас я прямо озверела от голода, хотя обычно на завтрак ем овсянку, сваренную на воде, пью чай. А почему? Да потому, что заперта и не могу пойти в столовую. Стоп! У меня ведь есть корзинка с творогом и сметаной! О, сейчас угощусь…

Когда я стала спускаться по лестнице, в голову пришел вопрос: интересно, который час? И следом второй: где мой телефон?

Вернувшись в кладовку, я вынула трубку, мысленно укорив себя: доброе утро, блондинка, у тебя же есть мобильный, немедленно звони Маневину.

Я потыкала в экран… и вспыхнувшая радость быстро погасла. Нет сети. Да и откуда бы ей взяться в глубоком подвале?

За спиной послышался скрип, потом скрежет. Я обернулась и раскрыла рот. Корзинка с припасами медленно поднималась к потолку. Не понимая, что происходит, я наблюдала, как плетенка плавно перемещается вверх, исчезая из зоны видимости. Только сообразив, что осталась без еды, я кинулась к нише и увидела: это лифт. Кто-то из служащих, находясь, по всей видимости, на кухне, поднимал груз, который стоял на платформе.

Засунув голову в шахту, я закричала:

– Ау!

– У-у-у-у… – ответило эхо. Похоже, меня никто не услышал.

Сверху снова послышался скрип, я вовремя догадалась убрать голову и очень правильно сделала – сверху быстро опустилась порожняя платформа.

Я увидела тросы, к которым она крепилась, и… В моей голове мгновенно созрел план. Я щуплая, легко умещусь в лифте. Встану на платформу, ухвачусь за стальные веревки и смогу поднять себя. Дело нехитрое.

Очень довольная своей невероятной сообразительностью, я стала осуществлять задуманное. Но вскоре поняла, что подтягивание даже маленького тела дело ох какое непростое. Хорошо хоть лифт почему-то не спешил вниз; когда я, устав, прекращала тянуть за тросы, платформа послушно замирала на месте и терпеливо ждала, пока я возобновлю подъем. Кожу на ладонях «лифтерша» содрала быстро, в лицо мне летела пыль, которой в шахте было предостаточно, однако я упорно продвигалась вверх.

Наконец мой нос ощутил запах еды, голова высунулась на свет божий, и я увидела чьи-то ноги, обутые в удобные туфельки на небольшом каблуке. Следовало приложить последнее усилие, втянуть лифт в кухню полностью, но я так обрадовалась, что сейчас наконец окажусь на свободе, попью кофейку… В общем, руки у меня совершенно ослабли, и сил на последний рывок не осталось.

– Здрассти, – прошептала я, высовываясь из шахты лифта, – помогите, пожалуйста.