В условиях отсутствия подавления марксизм после 1990 года стал непривлекателен как социальная наука или историография для групп социалистических ученых. С точки зрения стандартов физики или биологии продвижения социальной науки и исторических дисциплин кажутся скромными; тем не менее они представляют собой гигантский шаг вперед со времен «Капитала». Хотя, как мы заметили ранее, так как каждое поколение социологов стремится к обновлению источников вдохновения среди классиков социологической мысли, очень вероятно, что Маркс будет многократно переоткрыт в будущем; появятся новаторские интерпретации и новые откровения – которые, впрочем, будут не слишком тяготеть к «‐изм»‐идентификациям. Философы, вместе с тем, привычно связаны со своими предшественниками. Хотя вопрос о том, достигнет ли Маркс 2500‐летнего долголетия, как Платон, Аристотель и Конфуций, открыт, эту вероятность не следует исключать. Призрак никогда не умирает, как говорит Деррида216. История философии тяготеет к тому, чтобы постоянно производить новые техники чтения.

Вызов постмодернизма

Левая и марксистская социальные теории должны быть помещены в более общие культурные рамки современности, внутри которых они и были впервые артикулированы, и смена которых будет для них значима. Одной из таких концептуальных рамок, появившихся в 1980‐х годах, стал вызов постмодернизма. Хотя постмодернизм вырос из искусства и философии культуры, он также претендовал на то, чтобы говорить об обществе и культуре в антропологическом смысле, как и об истории и актуальной исторической ситуации человечества. Происходит незапланированная встреча и соревнование с современной историографией и социальной наукой. Какой вклад мог бы внести аналитический взгляд историографии и эмпирической социологии?

Очевидно, не существует ни одного полностью корректного определения современности и модерна. Но наиболее плодотворные определения этих понятий, взятые из обыденного языка, стремятся к тому, чтобы быть менее произвольными и частными, что обычно предполагает наличие уважения к этимологическому значению и воздержанность от нагрузки определения априорными коннотациями. Современность, таким образом, должна рассматриваться только как темпоральная характеристика. Современность – это культура, объявляющая себя современной, в смысле поворота спиной к прошлому – старому, традиционному, passé – и направленности в будущее, как к достижимому новому горизонту. Современные мужчина/женщина, общество, цивилизация имеют направленность: «вперед», или, если бы это формулировали в старой ГДР или независимой Гане: «Всегда вперед, никогда назад!»217. Вместо того чтобы упрощать понятие современности, пытаясь свести его к набору конкретных капиталистических или политических институтов, либо к особой концепции рациональности или агентности, так что бы было проще дать ему философское определение, будет более осмысленным разворачивать его исключительно как темпоральное обозначение, для того чтобы позволить ему сохранять свое аналитическое значение.

Какая в этом смысле польза будет от современности – немецкой Moderne?218 Почему не последовать предложению Джеймисона «заменить современность капитализмом»?219 Современность полезнее для многих из-за своих более широких, внеэкономических коннотаций. Культурная история, скажем, берлинского модернизма едва ли совпадает с историей капитализма в Берлине, и это не делает ее менее достойной изучения220. Современность обращает внимание на важные семантические сдвиги, которые легко упустить из внимания. Возьмем, к примеру, слово «революция». Как досовременный концепт оно указывает назад, на «откатывание», или на повторяющиеся циклические движения, как у Коперника в «О вращении небесных тел» или во времена французского Просвещения в «Энциклопедии», в которой ключевая метафора отсылает к часам и часовому делу. Только после 1789 года «революция» стала дверью в будущее, как это произошло немного позже с другим «ре‐»-термином, «реформой».

В качестве исторического понятия современность также обязывает нас различать и анализировать разные пути к ней, с их длительными, если и не неизменными последствиями. Как было показано в предыдущей главе, можно выделить четыре основных пути к/через современность: европейский путь гражданской войны и внутреннего конфликта; путь колонизации Нового Света с его внешними, досовременными Другими – как для самой страны-колонизатора, так и для местного населения; травматический путь колониального покорения и антиколониального национализма; и путь «реактивной модернизации» сверху, на котором первой оказалась Япония. Наконец, темпоральное понятие современности – это также и способ схватить значимость постсовременности как вопрошание или потерю веры в современные нарративы о будущем. В той мере, насколько «вперед» и «назад», прогрессивное и реакционное утратили всякое значение, мы вошли в постмодернистский мир.

Маркс и марксизм в этом смысле были довольно современными, вновь и вновь используя термин в «Манифесте Коммунистической партии» и «Капитале», «главной задачей которого» было «обнаружить экономический закон движения современного общества», как Маркс сформулировал это в предисловии к первому изданию 1‐го тома221. Тем не менее, и это было критически важно, это была диалектическая концепция современности, понимаемой в качестве противоречивой в самой своей основе. Современность капитализма и буржуазии восхвалялась, но одновременно критиковалась за эксплуатацию и отчуждение. Это диалектическое понимание современности было в некотором смысле ядром марксистской мысли. Оно признавало прогрессивную природу капитализма, буржуазии, даже капиталистического империалистического управления (в том виде, что многие сейчас назвали бы бесчувственным по отношению к жертвам колониализма), в то же самое время не только осуждая их, но также организуя им сопротивление. В широких культурно-исторических понятиях марксизм можно понимать как лояльную оппозицию Ее Величества222. Но если марксизм в этом культурном смысле (как и актуальные брошенные ему вызовы) может быть понят только в терминах его диалектической концепции современности, то последняя нуждается в том, чтобы быть отделенной от других важных «основных нарративов современности». Наиболее значимые из них могут быть представлены в таком виде: