обстояли дела у крестьян в таких землях, как «дворянские республики», где не было монархической центральной власти, общность интересов которой со своими подданными имела тенденцию лишать угнетение его самых худших черт. Кельты в Галлии во времена Цезаря — один из самых ранних примеров. Здесь «великие семьи» пользовались экономическим, военным и политическим перевесом. Они монополизировали аренду доходных прав государства.

Они заставляли простых свободных людей, перегруженных налогами, которые они сами же на них наложили, занимать у них в долг, а затем, сначала как их должников, а затем, на законных основаниях, как их крепостных, отказываться от своей свободы. В своих собственных интересах они разработали систему последователей, т.е. привилегию дворян иметь при себе массу вооруженных слуг, называемых амбактами, при помощи которых они образовали государство внутри государства. Опираясь на них, своих собственных вооруженных людей, они бросили вызов законным властям и пошлинам свободных людей и, таким образом, смогли расколоть государство. Единственная защита, которая была найдена в этом случае, была в зависимости от крепостного права, где личный долг и интерес требовали от лорда защищать своих клиентов и отомстить за любое зло его людям. Поскольку у государства больше не было власти защищать свободных людей, они все чаще становились вассалами какого-нибудь могущественного дворянина194.

Мы находим эти идентичные условия спустя полторы тысячи лет в Курляндии, Ливонии, в шведской Померании, в Восточном Гольштейне, в Мекленбурге и особенно в Польше. На германских землях мелкая знать порабощала свое крестьянство, а в Польше добычей ее был прежде свободный и благородный Шлахциз. «Всеобщая история однообразна», — говорит Ратцель. Таким же образом было свергнуто крестьянство Древнего Египта: «После воинственного интермеццо наступает период в истории Средней империи, который приводит к ухудшению положения крестьянства в Нижнем Египте. Число землевладельцев уменьшается, а размер их территорий и власть намного возрастают. Дань крестьян в дальнейшем определяется точной оценкой их состояния и обязательно фиксируется в Книге Судного Дня. В результате такого давления многие крестьяне вскоре попадают во двор господина или в города местных правителей и нанимаются там на работу либо в качестве слуг, механиков, либо даже в качестве смотрителей при хозяйствах этих усадеб или дворов. В совокупности со всеми доступными пленниками они способствуют расширению княжеских владений и дальнейшему повсеместному изгнанию крестьянства из своих владений»195.

Пример Римской империи, как ничто иное, показывает, насколько неизбежным становится этот процесс. Когда мы впервые встречаемся с Римом в истории, понятие крепостного права или рабства уже забыто. Когда открывается «современный период» Рима, известно только рабство. И еще в течение пятнадцати веков свободное крестьянство опять погружается в экономическую зависимость, после того как Рим превратился в чрезмерно обширную, громоздкую империю, пограничные районы которой все больше и больше распадаются из-под центрального контро ля. Крупные землевладельцы, наделенные низшим правосудием и полицейским управлением в своих собственных владениях, «низвели своих слуг, которые изначально могли быть свободными владельцами «Ager privatus vectigalis» («поле частных доходов» в римском праве), до состояния рабства и, таким образом, разработали что-то вроде настоящего «adscriptus glebae» («прикрепление к земле» в римском праве), в пределах своих «иммунитетов»196. Вторгшиеся во владения Римской империи германцы обнаружили, что такой феодальный порядок сложился в Галлии и других провинциях. Именно в это время огромное различие, существовавшее раньше между рабами и свободными поселенцами (колонами), было полностью уничтожено, сначала в их экономическом положении, а затем, что естественно, и в их конституционных правах.

Повсеместно, где простые свободные люди попадают в политическую и экономическую зависимость от крупных территориальных магнатов, когда, другими словами, они становятся привязанными либо ко двору, либо к земле, социальная группа, ранее подчинявшаяся им, стремится в соответственной мере улучшить свой статус. Оба слоя имеют тенденцию встречаться на полпути, приближаться к своему положению и, наконец, объединяться. Наблюдения, только что сделанные относительно свободных поселенцев и сельскохозяйственных рабов поздней Римской империи, справедливы повсюду. Таким образом, в Германии свободные и крепостные вместе образовали, когда они сливались, экономически и юридически объединенную группу Grundholde (крепостных крестьян) или людей, прикрепленных к земле197.

Возвышение бывших «подданных», далее для краткости именуемых «плебеями», происходит из того же источника, из которого происходит и унижение свободного человека, и возникает из той же неизбежности и из тех же оснований, на которых эти самые государства возводятся, а именно из «агломерации», из сосредоточения все большей земельной собственности во все меньшем количестве рук.

Плебеи — естественные противники центрального правительства, поскольку оно является их завоевателем и налоговым инспектором; в то же время они, естественно, выступают против простых свободных людей, которые презирают их и угнетают их политически, а также вытесняют их экономически. Крупный магнат также естественный противник центрального правительства, — препятствие на пути к его полной независимости, и в то же время он также естественный враг простых свободных людей, которые, в свою очередь, не только поддерживают центральное правительство, но они своими владениями блокируют магнату его путь к территориальному господству, в то же время своими претензиями на равенство политических прав они ущемляют и раздражают его княжеское величие. Поскольку политические и социальные интересы наместных князей и плебеев совпадают, они должны стать союзниками; князь может достичь полной независимости только в том случае, если в его борьбе за власть против короля и против простых свободных людей он контролирует верных воинов и податливых налогоплательщиков; поэтому плебеи могут быть освобождены от своей принадлежности к отверженным изгоям только в том случае, как в экономическом, так и в социальном плане, если ненавидимые ими и гордые простые свободные люди будут низведены до их низкого уровня.

Это уже второй раз, когда мы отмечаем идентичность интересов между князьями и их подданными. В первый раз мы обнаружили слаборазвитую солидарность интересов завоеванных и завоевателей на втором этапе становления государства. Это заставляет полусуверенного князя относиться к своим зависимым арендаторам настолько же хорошо, насколько плохо он обращается со свободными крестьянами на своей территории; вследствие этого его подчиненные будут тем охотнее бороться за него и вносить налоги, чем охотнее угнетаемые свободные люди будут поддаваться его давлению, особенно когда их доля политической власти в государстве, следующая за упадком центральной власти, становится лишь пустым звуком. В некоторых случаях, как, например, в Германии к концу Х века, это было сделано с полным осознанием всех последствий198, — некоторые князья осуществляли особенно «мягкое» правление, чтобы привлечь подданных соседнего властителя в свои земли и таким образом увеличить свою собственную силу в войне и сборе налогов, а также ослабить своего противника.

Плебеи