– Конечно, – ответил Болдин.

– А ты с нами? – спросил Прудников у Сухоруковой.

– Да.

Они втроем спустились к месту, где Вячеслав оставил Шувалова. Борька исчез. Прудников подумал, что ошибся с местом, но пройдя немного вперед, он понял, что все верно. Он видел отчетливый след от волочившейся ноги. След шел до того места, где он уложил Борьку. Славик ощупал вмятину. Пальцы вошли во что-то влажное. Прудников поднял руку, понюхал, посмотрел на свет. Это вполне могла быть кровь. Он растер ее меж пальцев. Так и есть. Кровь, почерневшая от угля. Но вот что странно, если его утащили, то каким, мать его, образом?! По тем же следам? Абсолютно нереально. Он готов был поверить даже в то, что Борьку протащили сквозь стену, но только не по тем же следам.

– Ты точно здесь его оставлял? – спросила Соня.

– Точнее не бывает. Черт знает что.

Прудников прошелся еще раз вверх и вниз. Теперь он ощупывал стены, внимательно осматривал потолок. Может, проход какой или ниша. Может, Борька забрался туда и потерял сознание. Нет, все было цело. Борьку словно развеяло по воздуху.

– Черт знает что, – повторил Славка и посмотрел на Мишку.

Вообще, Прудников ждал подсказки друзей. Вот что бы они сейчас ни сказали, он примет это как должное. Скажут искать Шувалова, будут искать, будут рыть чертов уголь мордами. Скажут двигать дальше, он пойдет дальше. На самом деле Славка хотел скинуть с себя ответственность. Двух смертей на нем на сегодня достаточно.

– Слав, а почему Соловьев побежал, когда увидел тебя? – спросила Соня.

Вот так поворот. Этого он не ожидал. Ну давай, теперь ты возьмешь на себя еще какую-нибудь хрень. С чего начать? Начни уже с чего-нибудь.

– Он убил Олесю, – сказал Слава. На него нахлынула такая тоска, что следующие слова он произнес плача: – Он отрезал ей голову.

* * *

Соня мечтала о горячей ванне и теплой постели. Кровь, сопли и грязь, размазанные по лицу, жутко стягивали кожу. Так плохо ей еще не было никогда.

Она сказала первой, что нет смысла бегать по коридору в поисках раненого Борьки, хотя видела, что Болдин и Прудников думают так же. Они просто не хотели брать на себя эту ответственность. Тоже мне, мужчины. В такие моменты Софье особенно не хватало Сашки. За два года, что они прожили вместе, он ни разу так с ней не поступил. Он всегда принимал решения сам, а Софочка просто была за мужем, как за стеной. Глухой и крепкой. Иногда это ее раздражало, но сейчас она была бы только рада бежать за этим сильным и уверенным в себе мужчиной.

«Эта паскуда убил твоего Сашку!» – словно гром ударило в голове.

Она не стала выяснять, как и что. Это для нее было шоком. Все это время она винила только его работу. Теперь же оказалось, что есть и более конкретные люди, виновные в смерти мужа. Мысли о мести Соня тут же отбросила, чтобы они не ослепляли ее разум. Единственное, о чем сейчас надо думать, по ее разумению, так это о спасении собственной шкуры. Она бежала уверенно, будто уже знала, что выход где-то впереди.

Соня поздно поняла, что бежала чересчур быстро, и теперь парни были где-то позади. Странная мысль, приходившая ей в голову не впервые, поразила ее почему-то именно сейчас. Духи, обитавшие в шахте, специально разделяют их. Намеренно оставляют их наедине с собственными страхами и чувством вины. Именно чувством вины. Вот откуда здесь и старушка Антонина Петровна. Старушка хотела заморить ее в коридорах этой шахты. Она и тогда, в детстве, хотела, чтобы Софья сгорела со стыда, но у нее не вышло. Теперь она решила ее добить. И если Сухорукова справилась тогда, когда даже ее родители были на стороне Антонины Петровны, то сейчас она почему-то была не уверена в том, что выживет.

– Мишка! Славка! – крикнула она.

Она знала, что кричать здесь равносильно самоубийству, и не только из-за угрозы обвала. Ее могли услышать люди, преследующие их. Вот этого Соня не могла понять. Ну, злые вы или психованные, убейте всех там, наверху. Нет же, им надо загонять свою добычу. Может, у них годовщина какого-нибудь Ктулху? Ну, это все, конечно, объясняет. Стоп! Вдруг она вспомнила о легенде. Возможно, сегодня годовщина, как подонки убили сестер.

«Они были не местные», – вспомнила Сухорукова. А проклятье как раз состоит в том, что каждый год эти психованные убивают залетных. Да кто ж сюда по своей воле залетит-то?

– Ах она сука! – выругалась Соня, вспомнив, кто именно пригласил их на эту бойню. – Она заманила нас сюда.

* * *

Мишкины мысли были где-то далеко. Он почему-то вспомнил армию. Не самое лучшее время для себя. То, что он обделался в ванной, могло показаться цветочками по сравнению с теми унижениями, которые он испытал там. Болдин попытался остановить наплыв воспоминаний, но было уже слишком поздно. Он думал, что все забудется, разбавится другими воспоминаниями, что-то затрется, и они уже не будут так болезненны. Нет! Не затерлись и не разбавились. Они были такими, будто только вчера произошли. Они, словно коробки с видеокассетами, лежали на полке, под более новыми записями на DVD-дисках. А у Мишки сейчас выдался свободный денек, и он решил прибраться в своей кладовой. Несмотря на то что он прекрасно знал, что на них записано, он сел их смотреть.

Всему виной были три сержанта – Жорик Горидзе, Серега Тропинский и здоровенный, но весьма глупый Колян Задорожный. Мало того, что они издевались, так они еще и поощряли выходки пятерых кавказцев, сослуживцев Мишки. А те зверствовали похлеще «дедов». Они доводили пацанов до отчаяния. А отчаявшийся человек был способен на необдуманные поступки. Двое едва не повесились. Одного Мишка лично вытаскивал из петли. Отчаявшиеся получить защиту от командования части мальчишки были способны только на самоубийство. Они даже и не думали объединиться и дать отпор наглецам. Но только не Мишка. Он обозлился настолько, что готов был перегрызть им глотки сам, в одиночку. На его счастье, он был не один. Алеха Миронов был, конечно, не из бойцов. Худой, с неуверенным взглядом ботаник, компьютерный гений, мамин сынок. Но он, как и Мишка, очень любил жизнь. То есть он не желал прятаться от этих тварей в петле.

План был прост. Ботан вызывал по одному, ну максимум по двое, якобы на разговор, но за столовой их ждал Мишка. В свои восемнадцать он уже был КМС по боксу. Он пытался дать отпор и до этого, но кавказцы не ходили по одному. С появлением Алехи Мишка по-новому взглянул на фразу «разделяй и властвуй». Они с Мироновым разделили их, и Мишка разорвал их как Тузик грелку. После такой взбучки даже самый отъявленный негодяй становился священнослужителем. Но только не эти пятеро. На первый взгляд, все успокоилось, Мишке с Алехой даже дали почувствовать себя победителями, но ненадолго. Через три дня их «пригласили» к себе «дедушки» и объяснили им, что нехорошо огорчать Жорика. Спросонья Мишка ничего не понимал и даже пытался возражать. Но «огорченный» Горидзе следующей фразой обрисовал их дальнейшую судьбу.

– Все, духи, вам конец! – сказал он.

И действительно, он настал. «Деды» и пять их прихвостней «наказывали» всех. Всех, кроме Мишки и Алехи, тем самым вызывая ненависть сослуживцев к ним, неприкасаемым, как их называли «деды». Но это было только начало. От Миронова и Болдина отвернулись все. И это было еще не все. Главный план мести был еще впереди.