– Я приезжал… – он осекся, – и… за час я не успею…

– Твои проблемы, Леня, – оборвал его Илья, – из штанов выпрыгни, но чтобы через час ты привез мне Валерку, а я верну тебе твоего названого братца, хотя он тебе в папаши годится. Ну, это ваши дела. А время-то идет, тик-так ходики…

Он нажал «отбой» и кинул волковский мобильник себе в карман. Все, они почти приехали, вот он, съезд, объехать затор – как два пальца, плевать на вопли и истерику водителей, покорно ждущих своей очереди, теперь на шоссе, сделать, как стоячую, «Хонду» в левом ряду… Черт, этого только не хватало…

– А ты что думал?! Что тебя вот так запросто отпустят! – захохотал Волков, и было отчего.

Откуда она взялась, эта машина, не было ее еще пару минут назад, он бы заметил. А теперь раскрашенный белыми и синими полосами «Форд» с надписью «ДПС» на боку высунул морду на половину правой полосы, а навстречу «крузаку» топает гаец, небрежно помахивая полосатой палочкой, указывая на обочину.

– Баран, говорю, баран! – ржал Волков, ткнулся носом себе в плечо, потерся о рукав пиджака щекой, вытирая слезы радости. Ясен перец, работа Тынского, успел сообразить и «смежников» по тревоге подорвать, благо и машина заметная, и приметы водителя известны. И пассажира тоже. Но кое-что Тынский все же забыл или решил не учитывать в своей формуле, а напрасно. Но остановиться придется, не палить же на ходу – это рискованно, можно невзначай и промахнуться.

«ПСС» лежал в левой руке, когда Илья послушно съехал на обочину, переложил пистолет в правую руку и негромко предупредил Волкова:

– Заорешь – сдохнешь.

– Да пошел ты… – Волков даже отвернулся, но теперь на его небритой роже вместе с гримасой боли пышным цветом расцвела довольная улыбка.

В стекло требовательно постучали, Илья нажал кнопку, и оно поехало вниз.

– Инспектор Сельцов. Документы, ваши и на машину.

Все то же самое, как и полгода назад. Сейчас из машины выйти попросит, потом багажник открыть, потом найдется там кое-что интересное, труп, например, расчлененный, но не героин, нет – мелко, не тот случай. А вообще странно, что они этакую церемонию решили развести, не проще было «чеснок» по дороге рассыпать или ленту шипованную расстелить? Или сразу очередью по колесам…

– Сейчас, командир. – Илья полез в бардачок, спрятал «ПСС» между колен, продолжая держать его за рукоять. Сейчас, порыться еще немного – и сразу, с разворота выстрелить в рожу за окном… Ну, поехали, что ли…

Он успел многое – найти в бардачке пару бумажек, вытащить их, кинуть себе на колени и развернуться, как планировал, и даже поднять пистолет. В ту же секунду льдисто-туманная струя ударила в лицо, гася сознание дурманящей волной…

Едва Илья смог совершенно точно определить, что из беспамятства вернулся в реальность, принялся, не шевелясь, анализировать ощущения. Ощущения были довольно безрадостные: вокруг царит душный мрак, не просто душный, а концентрация теплой густой вони такова, что того гляди вывернет прямо на пол. И приподняться затруднительно – руки схвачены за спиной «браслетами», голова гудит от тупой боли – лбом по доскам его приложили от всей души. Как и Волкова, похоже, – краем глаза Илья видел справа у стены и коротко стриженный седой затылок фээсбэшника, и часть спины, обтянутой серым пиджаком с полосами грязи. Помещение похоже на бытовку – узкое, тесное, с низким потолком, завалено мешками с каким-то хламом и коробками, в стене над Волковым крохотное мутное окошко, через него бьет солнечный луч. Одумалась погодка, вспомнила, что на дворе лето, второй день дождя нет, но влажность, как в тропиках, от чего и концентрация вони в разы усилилась…

Тошнота стала невыносимой, Илья закашлялся, едва поборол перехвативший горло спазм и попытался перекатиться на бок. Движение не прошло незамеченным, мелькнула тень, приблизилась, и от удара чем-то тяжелым по затылку померк и солнечный луч в окне, и последние остатки света мигом пропали, словно кто-то стер их ластиком, как след белого карандаша на черной бархатной бумаге. После того как состоялось его второе пришествие, Илья оповещать об этом окружающих не торопился. Полежал, привыкая к тупой, разлитой от макушки до затылка боли, осторожно прижал к бокам локти, еле заметно поерзал на полу. Пистолет – вот чудо! – исчез, оба мобильника, свой и волковский, тоже. Как и сам Волков – там, где он недавно лежал. Илья видел только грязные доски пола и несколько темных пятен – от небольших клякс до крупного, с кулак размером, от него куда-то за край «картинки» тянулась широкая полоса. Зато вонь не исчезла, стала гуще, плотнее, ее словно нагоняло волнами от малейшего движения ветерка – Илья чувствовал на лице прикосновение теплого, но отнюдь не освежающего сквозняка. Снова шаги, негромкие голоса – судя по ним, в бытовке трое, но говорят неразборчиво или они в масках. Или в респираторах, что объяснимо, Илья и сам бы сейчас не отказался от «лепестка», но где ж его взять, и не предлагает никто. Полежал еще немного, уткнувшись лбом в пыльные доски, и уже решился проявить признаки жизни, когда декорации изменились. Снова на пол прямо перед носом упала тень, но удара не последовало, кто-то присел на корточки, об пол негромко стукнул пластиковый приклад, мелькнули длинные, покрытые синими татуировками пальцы. «Как все изменилось. А как же требование – без татуировок? Знал бы – дракона в полспины себе наколол…» От резкого движения голова снова отозвалась болью, пальцы в синих узорах пропали из виду – человек подцепил голову Ильи за подбородок, приподнял над полом.

В мороке и тумане маячила перед ним чья-то физиономия – обычная, только худая очень, аж щеки впали, серые глаза чуть прищурены, выражение самое обычное, изучающее на предмет – так оставить или в морду дать, чтоб не рыпался? Илья покосился вбок – о, отличный выбор, автомат породы «Вал», прекрасная вещичка, особенно привлекательна благодаря габаритам и весу, Тынский отлично вооружает своих псов. Кто это – самые приближенные, перерезавшие с десяток беременных и кормящих сук, элита службы безопасности «Трансгаза», и где их предводитель-головорез? Волкова к доктору поволок, а этих оставил добычу сторожить?..

Илья снова ткнулся носом в пол, зажмурился и прикусил губу, чтобы не вырвало – от боли и тухлой вони одновременно. Перед глазами колыхнулась мутно-серая вуаль и пропала. В лицо плеснули водой, Илья открыл глаза и сообразил, что он сидит спиной к стене, на полу рядом лежит ярко-желтый квадрат солнечного света, а бытовка полна людей, и среди них «инспектор», еще не расставшийся с кислотно-зеленым жилетом. Всего человек пять или шесть, если не считать приглушенных голосов за стенкой. И все молчат, рассматривают пленника, а ближе всех, на краю деревянного ящика, сидит поп. «Тепловой удар? Сотрясение? Интоксикация?» Илья разглядывал «батюшку». Да, точно, он в рясе, поддернутой до колен, под одеянием черные джинсы и черные же ботинки на толстой подошве, но креста на пузе нет, как нет и самого пуза. Батюшка высок, строен, в плечах неширок, лицом худ и бледен аж до синевы, черные, странно блестящие, с расширенными зрачками глаза запали, зато борода привольно кустится вокруг отощавшей физиономии. «Ну и вояки у Тынского. Или это их духовный отец?» Илья рассматривал странного попа. А тот еще немного побарабанил пальцем по колену, отвел наконец взгляд и спросил кого-то, подпиравшего стену рядом с пленником: