– Веди, – проговорил он еле слышно. – Если его там не будет, я тебя здесь сам зарою.

«Будет, будет!» Илья, в отличие от «батюшки», по сторонам смотрел внимательно, но отнюдь не на красоты и скульптурные излишества, а на встречных, а также тех, кто обгонял процессию. И повстречал уже немало знакомцев – первого аккурат напротив входа, второго у той самой круглой развилки, третий шел попутным курсом, но как-то неуверенно. Затесался между конвоирами, толкнул Илью и спросил что-то вроде «как пройти в библиотеку», в смысле где тут захоронение некоего Захария-Зосимы.

– Понятия не имею, – честно признался Илья, глядя в насквозь знакомую рожу эсбэшника, виденного еще месяца полтора назад после очередного сеанса связи. – Я тут сам впервые, друзья привели.

И показал глазами вправо-влево, отчего эсбэшник, вежливо извинившись, моментально смылся и больше себя никак не проявлял. Были и другие, конечно, но примелькавшихся ранее в разных частях Москвы физиономий Илья в толпе больше не видел

– Будет, – произнес он, и уверенно свернул на прилегающую слева дорожку. Здесь идти пришлось гуськом, а местами и боком, протискиваться меж каменных и металлических оград. Посетителей стало поменьше, потом они вообще исчезли, остались только вековые липы и дубы да скорбные фигуры ангелов и особ женского пола в длинных складчатых одеждах.

– Дальше что? – В руках у Полякова что-то лязгнуло, Илья опустил голову и увидел зажатый в подрагивающих руках «батюшки» старый добрый «макаров». Откуда только взялся, как из воздуха, вернее, как и предполагалось ранее, из-под рясы, кою Поляков старательно, по-женски одергивал и расправлял складки.

– Что ж ты, послушник, чужую жизнь забрать хочешь? А как же: подставь правую щеку…

Ствол «макарова» уперся Илье в живот, пришлось умолкнуть – вид у Полякова был неважный: белков глаз почти не видно, зрачки огромные, борода поехала набок от перекосившейся физиономии.

– Спокойно, я пошутил! – Илья обогнал взбеленившегося попа и пошел, не разбирая дороги, забирая влево, петляя между могил. Уже недалеко, дорога идет вверх, что закономерно – дальше будет спуск, за ним овраг с заветным склепом и коллектор напротив. А на вершине подъема и покоится скончавшаяся полтораста лет назад несчастная Зоя Искрина, балерина императорских театров. Странно, что нет никого, это еще не самый глухой уголок чумного кладбища, толп тут не увидишь, но один-два посетителя уж точно мимо пройдут. А тут только статуи да вороны над головой, да ветер ветками берез и лип качает, с шелестами и скрипами. Впрочем, нет, есть двое – прямо по курсу: заметили Илью и сгинули, как оборотни или вампиры. Вот и все, ловушка захлопнулась, назад пути нет, и они идут к центру оцепления. «Понимаю, что чувствовал Сусанин…» Илья почему-то успокоился, завидев подчиненных господина Тынского, да и не просто успокоился, а как-то легче стало и веселее. От того, что все верно просчитал и угадал, значит, и дальше все пойдет по его плану. Главное сейчас – до нужной могилы добраться, а там-то он дорогу знает.

– Пошли, пошли! – Поляков хлопнул его по плечу. Илья обернулся и остолбенел ненадолго – они были здесь вдвоем, конвой пропал, как растворился в густой молодой зелени, ни одна веточка не хрустнула, ни одна ворона не каркнула. – Топай, топай! – Поляков опустил предохранитель «макарова», вывернул Илье правую руку за спину, толкнул вперед. Ясное дело, он и сам все видит, и на заросшей роже проступает не отчаяние, а спокойная готовность к любому исходу, каким бы он ни был, ибо понимает Поляков, что жить ему дальше незачем, да и не выпустят его с кладбища, как бы карта ни легла.

«А вот мне пока рано…» Илья не успевал одновременно смотреть под ноги и по сторонам, спотыкался и все же упал, грохнулся коленом в сырую ямку и чертыхнулся.

– Пошел! – Поляков тянул его за вывернутую руку, Илья попытался отмахнуться свободным локтем, но от удара по пояснице одумался и кое-как поднялся на ноги. – Не рыпайся, – на ухо ему шептал Поляков, – тебя все равно грохнут. Или мои, или чужие. Я уже троих видел, по кустам сидят. Хреново твой Тынский их дрессирует.

– Хреново, – согласился Илья, оставив при себе предположение, что наемников Полякова в живых уже скорее всего давно нет. «ПСС» – такая штука, что человек и сообразить не успеет, что с ним приключилось, как уж ангелов и архангелов узрит. Или чертей рогатых, но это уж кому что по итогам причитается. И машин нет, и тех, кто там остался, никого тут нет, кроме них двоих, костей под землей и самого Тынского, почтившего своим присутствием рандеву. Вон он, издалека видно – стоит, не прячется, красавец: поджарый, резкий, руки за спину заложил, с носка на пятки перекатывается. И рожа задумчивая, даже отрешенная, выражением на поляковскую похожа. Ну, им будет о чем поговорить, у Ильи на сегодняшний вечер другие планы… А это кто? Быть того не может! Илья даже притормозил от неожиданности, сбавил ход и «батюшка» – тоже, поди, заметил. Ох, только бы сейчас на радостях палить не начал – до коллектора еще далеко, да и промахнуться недолго, до цели метров тридцать, но в нее еще попасть надо. А ты попробуй попади в человека с ходу, когда он хоть и на месте сидит, но постоянно башкой вертит и дергается, как жук на булавке.

«Меркушев, скотина!» Илья подался вперед, вглядываясь в лицо сидевшего на постаменте человека. Точно, Валерка собственной персоной – волосы, лицо, челюсть квадратная, – он, точно. Только схуднул килограмм на пять, если не больше, и перекосило его на один бок так, что одно плечо теперь выше другого, и безупречный светло-серый пиджак висит на нем, как на пугале.

Ствол «макарова» уперся в затылок, Поляков вывернул Илье руку так, прижал перехваченное запястье к лопаткам и подтолкнул перед собой. Шаг, два, три – Тынский оборачивается словно нехотя, спускается с постамента, Меркушев поднимает голову, и на его губах появляется пена, на подбородок тянется ниточка слюны. «Изменился ты с тех пор, как я тебя на скачках видел». Илья не сводил с Меркушева взгляда, а краем глаза видел, как Тынский идет к ним, выставив перед собой пустые руки. И словно невзначай загораживает Меркушева от выстрела. Одет господин начальник службы безопасности легко – светлая рубашка, брюки изящными складками спадают на чистейшие ботинки, но это ровным счетом ничего не значит, ибо прогресс на месте не стоит и бронежилеты научились делать не толще бумажного листа. Но такой лист и пулю легко остановит, и от ножа защитит, носитель же отделается легкой контузией и изумлением, что жив остался. Голова, правда, открыта, и если силового поля вокруг нее, наподобие нимба, нет, то прострелить черепушку можно легко и непринужденно, даже из примитивного «макарова». Но для этого надо хорошенько прицелиться и держать при этом пистолет обеими руками.

– Опусти ствол. – На Илью Тынский глянул только один раз, да и то мельком, и сразу переключился на Полякова.

Пока все, как и предполагалось – полкаш сначала решит свою проблему, шантажист никуда не денется, ибо некуда. Повылазили олени со всех сторон – люди Тынского словно из воздуха концентрировались, Илья начал их считать, но бросил. Отметил только, что путь к коллектору перекрывают двое элегантных молодых людей с короткостволами в руках, сделал вид, что оступился, и рухнул на колени. Поляков его не держал, наоборот, пнул в спину. Илья с готовностью повалился на траву и приподнялся на локтях.