шее у нее висел золотой медальон. Даже по меркам обычного мира Лизель выглядела неплохо, ну а здесь, по сравнению с нашей обычной замызганностью, она буквально сияла.

Нужно признаться, я отреагировала зло.

– И это ради Магнуса Тибо, – выпалила я, стоя на пороге.

Накрашенные губы поджались.

– Что делать, Лейк занят, – произнесла Лизель сквозь зубы, и я даже ничего не смогла ответить, учитывая обстоятельства; она имела полное право на меня злиться.

А может быть, она искренне хотела переспать с Магнусом, который, в конце концов, был не урод – он вполне уместно смотрелся бы если не в модном журнале, то, по крайней мере, на рекламе спортзала.

Да, может быть. Но эта история уже не лезла ни в какие ворота, и, вместо того чтобы не будить лихо, я сказала:

– Знаешь, это не мое дело, конечно, – (тут и следовало остановиться, однако я не удержалась), – но на всякий случай учти – мне уже предложили гарантированное место.

Скажу в свое оправдание: скорее всего, эта информация много значила для Лизель. Даже если она считала Магнуса Тибо воплощением мужества и обаяния, она, черт подери, заработала отличие тремя с половиной годами безжалостного труда и вряд ли пожелала бы даром тратить время на того, кто не мог предложить ей гарантированное место в анклаве. В Нью-Йорке слишком много жаждущих претендентов, и большинство из них – опытные волшебники, которые давным-давно окончили школу и уже успели себя проявить; ньюйоркцы ни за что не позволили бы своим отпрыскам отдавать свежеиспеченным выпускникам более одного места в год, и Хлоя при каждой возможности пугающе ясно давала мне понять, что место приберегают для меня. Даже если я откажусь, еще не факт, что в Нью-Йорк пригласят Лизель.

Разумеется, девушка не так умна, если не догадывается выбить себе гарантированное место в анклаве, прежде чем расстегнуть блузку до конца. Так что ценную информацию я, в общем, приправила оскорблением. Лизель восприняла мои слова соответственно.

– Рада за тебя, – в тихом бешенстве ответила она, со щелчком закрыла помаду, сгребла в сумку свои баночки и прочие принадлежности и вышла, не оборачиваясь.

– Молодец, – сказала я своему отражению в зеркале, сунув в рот зубную щетку.

Нужно было спешить, поскольку первый предупреждающий звонок уже прозвенел, так что я поскорей почистила зубы, выскочила в коридор, поскользнулась и грохнулась. Лизель вылила остатки добытого тяжким трудом блеска для губ на пол за дверью – этого хватило, чтобы устроить маленькую ловушку для того, кто выйдет следующим. Я сразу поняла, что случилось: ступив на скользкое место, я ощутила злонамеренность заклинания, но уже было слишком поздно.

Я умудрилась извернуться, падая – впрочем, не знаю, помогло это или нет. Я не погибла и не потеряла сознание, но расшиблась здорово. Голова у меня напоминала колокол, который раскачивали туда-сюда с излишним энтузиазмом, а локоть и бедро вопили бы от боли, если бы не боялись подать сигнал к обеду всем злыдням в пределах слышимости. Я свернулась клубочком, как ребенок, и сжала зубы, чтобы подавить пронзительные рыдания; я лежала на полу, обхватив обеими руками пульсирующий затылок, и корчилась от слез.

За этим занятием я провела слишком много времени. Где-то далеко, за горой, прослышался второй предупреждающий звонок, и мысль о том, что я вот-вот изжарюсь, побудила меня к действию. Я двинулась по коридору ползком, на трех конечностях, прижимая одну руку к затылку. Конечно, следовало собраться с духом и вспомнить исцеляющее заклинание, но в тот момент я была абсолютно уверена – на каком-то инстинктивном уровне – что мозги вывалятся из черепа, если убрать руку.

Где-то наверху громко хлопнула дверь, послышались шаги – по железной галерее, по винтовой лестнице, по коридору. Я продолжала ползти – медленно, но верно. Я знала, что это не Лю и не Аадхья – а потом я поняла, что это Лизель, но продолжала ползти, потому что больше ничего не оставалось. Тут она нагнала меня, схватила под мышки и подняла. Лицо у нее было по-прежнему сердитое, под слоем розовой пудры щеки горели румянцем, но она отрывисто спросила: «Где твоя комната?» – и потащила меня к двери.

Мы проделали примерно полпути, когда раздался последний звонок, и тут из комнаты неподалеку от нас вышел Орион. Он застыл, как олень в свете фар полицейской машины, а потом понял, что орать на него я не собираюсь, поскольку мне грозит смерть от смертоносного пламени. Впрочем, я попыталась начать, когда он схватил меня под другую руку, однако Орион проигнорировал мое яростное шипение и вместе с Лизель втащил меня к себе в комнату. Тут же за спиной у нас раздался громкий треск, вкупе с первыми испуганными воплями злыдней, пустившихся наутек. Орион на секунду задержался на пороге, бросил в коридор тоскливый взгляд и неохотно захлопнул дверь. Я рухнула на постель.

– Что случилось? – спросил Орион, подойдя.

– Поскользнулась, когда вышла из душа, – коротко ответила Лизель.

Подробностей я добавлять не стала. Лизель так разозлилась, что замыслила убийство, однако в конце концов удержалась. Я, можно сказать, питала к ней сестринские чувства.

– Дайте воды, – проговорила я.

Когда Орион принес стакан, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы на время отогнать тошноту, села и наложила на воду простейшее из маминых исцеляющих заклинаний. Затем я достала маленькую пластмассовую бутылочку, которую на всякий случай держу при себе, залпом проглотила содержимое и торопливо запила. Я досчитала про себя до пятнадцати, подхромала к сточному отверстию, и меня вырвало. Потом я откатилась в сторонку и со стоном свернулась на боку, но это был сознательный протест, а не жалобное нытье. Мне уже становилось лучше.

– Что это? – спросила Лизель, подобрала бутылочку с пола и подозрительно принюхалась.

– Соус табаско и масло, – ответила я.

Эти ингредиенты не входят в состав маминого заклинания – внесенные мной усовершенствования она бы точно не одобрила, но отчего-то исцеляющее заклинание работает быстрее, если заодно заставить себя выпить какую-нибудь отвратительную смесь. Наверно, за этим стоит какой-нибудь научный факт – типа, самые мерзкие лекарства действуют лучше всего – но, возможно, дело в мане, которую я получаю, добровольно проглотив такую дрянь. Необязательно брать именно табаско и масло; снадобье просто должно быть мерзкое, но теоретически съедобное, иначе основное заклинание придется потратить на лечение от отравления.

Я больше не страдала от головокружения и от боли, но мне по-прежнему было очень жаль себя. Я влезла на постель Ориона и улеглась, чтобы немного передохнуть. Лизель заговорила с Орионом, как нормальный цивилизованный человек, получая в ответ лишь невнятные рассеянные