– Вы сумеете уговорить их сдаться?

– Надеюсь. Одного друга из-за этой войны я уже потерял, не хотелось бы лишиться другого.

Хонда Масадзуми пристально смотрит на человека, который не боится называть Исиду Мицунари другом, и тот не отводит взгляд.

– Ваш младший брат был вассалом господина Укиты? – внезапно спрашивает Наоэ.

Не слишком тактичный вопрос, но ясно же – так просто советник бы его не задал.

– После гибели Укиты он сложил оружие. Отец и Хидэтада-сама решат его судьбу.

– Надеюсь, решение не будет слишком суровым. Верность господину – доблесть, не преступление. И я слышал, ваш брат – юноша больших талантов. А жизнь, вопреки мнению бывшего хозяина этого замка, продолжается и вдали от столицы.

– Я приму во внимание ваше мнение, господин старший советник.

Все-таки Наоэ был прав, что не оскорбил посланца Токугавы – а ведь оскорбить мог, при всей своей доброжелательности. Ради благополучия клана надо начинать новую игру, заводить новые связи. Хидэтада еще долго будет враждебен по отношению к Уэсуги, но если посредниками станут Хонда… При том, что талантливому молодому человеку, сражавшемуся на той же стороне, что Уэсуги, и впрямь надо бы помочь… А у Наоэ растут дочери…

Но это дело будущего. Если они все до этого будущего доживут. Сейчас главное – Санада.

Владения Санада невелики в сравнении с Этиго и Айдзу, а замок их Уэда на фоне Айдзу-Вакамацу и вовсе кажется игрушечным. И все же есть у этих кланов нечто общее. Оба стремятся не водрузить свое знамя над столицей, а стоять прочно и добиваться благополучия в своих пределах. Да и ради этого приходилось немало воевать. Цель одна – методы разные. Определялись эти методы тем, что Санада – клан небольшой. Однажды он уже был практически уничтожен, но восстал из праха. Тогда и появились на его гербе шесть монет – приношение, которое кладут мертвецу в гроб. Ибо чего бояться тем, кто уже умирал?

Судьба предназначила Санада быть союзниками больших и мощных кланов, иначе не выстоять. Они долгое время были вассалами Такеда, а после того, как клана Такеда не стало, господин Масаюки, нынешний князь, двинул свой клан в свободное плавание. Он искал союза с разными домами, отдавал сыновей в заложники к Уэсуги, Ходзё и Токугаве и примкнул, наконец, к Тоётоми. Его считают исключительно хитрым и коварным человеком. Вряд ли это верное мнение. Просто так получилось. Он всегда – особенно после гибели сражавшихся за Такеду против Оды старших братьев, – делал все, чтоб жил его клан, жила его семья. А большого количества воинов выставить клан не может. И вот тут приходится прибегать к методам, из-за которых Маса-юки и стяжал свою славу. К ловушкам и диверсиям. Вооружать крестьян и содержать отряды синоби. Можно сколь угодно считать эти методы недостойными, но после того, как Санада подняли сихан[13] с шестью монетами, игрушечный замок Уэда никому не удавалось взять штурмом, как бы ни был силен противник. А уж с тех пор, как стало ясно, что младший сын Масаюки, Нобусигэ, превзошел талантами отца… Покойный тайко так ценил Нобусигэ, служившего Тоётоми, что позволил тому взять его фамилию. И в последние годы к Уэде никто не совался – до злосчастного похода Хидэтады.

Разгромив Хидэтаду, Масаюки и Нобусигэ двинулись на соединение с основными силами Западной коалиции, но были вынуждены повернуть назад. По пути в Синано Наоэ услышал, будто их остановила Комацу, супруга старшего сына – Нобуюки. Она унаследовала воинский дух от отца – Хонды Тадакацу, а Масаюки, чтя святость семейных уз, не стал сражаться с невесткой. Наоэ сильно сомневался в правдивости этой истории. Скорее всего, Санада вернулись, узнав, что им уже не с кем соединяться. Но людям больше нравятся красивые объяснения.

В чем он не сомневался, так это в том, что с тех пор, как он ступил на землю Синано, за ним следит множество глаз. С Масаюки Наоэ знаком около двадцати лет, а Нобусигэ в юности жил в Этиго – сперва как заложник, потом просто как гость. Тогда они с Наоэ и сдружились, несмотря на разницу в возрасте – Нобусигэ на семь лет младше. И будь на месте Наоэ кто-то другой, он бы, вероятно, до Уэды не доехал. Но старшего советника Уэсуги пропускают беспрепятственно.

Принимают Наоэ неофициально. Аки-химэ, жена Нобусигэ, в трауре по отцу, погибшему при Сэкигахаре. Это просто дружеский визит, все скромно, хотя учтивость здесь не показная, а истинная.

За плечом серьезной и печальной Аки-химэ, – еще одна женская фигура. Даже детская. Тихая, как тень, не поднимающая глаз, – то ли соблюдая этикет, то ли из осторожности. Наоэ не знает, как ее нынче здесь называют, а прежде не видел никогда. Она была еще совсем мала, когда – сколько же лет прошло, семь, восемь? – ее отдали в наложницы младшему Санаде. По этой причине союз был чисто номинальным, но насколько же он был почетным для Санада! Ведь девочка была дочерью самого господина Хидэцугу, а тот в ту пору являлся единственным и несомненным наследником тайко.

Позже, когда Хидэцугу лишился и титула, и жизни, тайко принялся искоренять его чад и домочадцев. Исключения были сделаны разве что для младенцев. От Санада потребовали выдать приговоренную, которая младенцем уже всяко не была. Санада сделали большие глаза: какая девочка? И так и не выдали, несмотря на угрозы и уговоры. Верные люди Тоётоми пошли против него – и по какой причине? От девочки не было никакой политической выгоды. Но Санада не выдают своих – и тех, кого считают своими, а что в Уэду попало, то пропало.

Посмеяться впору, если бы тогда не лилось столько крови. Тайко уничтожал целые семьи и за меньшее. Однако и Масаюки, и Нобусигэ по-прежнему остались в милости. Это неправда, что тайко не терпел, когда ему противоречат: Наоэ знал это по себе. Но лишь в том случае, если у Обезьяны имелся какой-то тайный план, замысел внутри замысла. Какие замыслы у Хидэёси были тогда, особенно в свете открывшихся нынче неприглядных истин, уже не узнать. И не для того, чтобы разгадывать загадки, Наоэ сюда приехал.

После ужина Масаюки приглашает Наоэ сыграть в го. Он предпочитает эту игру сёги, является признанным мастером и даже создал собственный стиль. Наоэ соглашается и приглашает Нобусигэ быть судьей.

Так, за доской для го, Наоэ доводит до сведения отца и сына требования Хидэтады и передает письмо Нобуюки, подтверждающее, что все сказанное – не обман. Масаюки и без того верит, что Наоэ ему не лжет, но письмо читает.

Этого человека давно уже кличут старым Санадой. А ведь он отнюдь не стар – за пятьдесят, и возраст сказывается лишь в том, что он несколько погрузнел. Во всем прочем между отцом и сыном несомненное сходство – оба высокие, крепкие, оба носят лихо закрученные усы.

– Если я откажусь, Нобуюки придется совершить сэппуку, – говорит он.

– Если вы откажетесь, Хидэтада пришлет сюда новую армию.

– Он уже приходил сюда с армией. Напомнить, чем это закончилось?

– Согласен, Хидэтада не явил блестящих полководческих талантов. Но сейчас полководцы у него есть. Като Киёмаса, например, или… – Наоэ неприятно произносить это имя, но приходится: – Датэ.