С наступлением сумерек они, наконец, остались вдвоем. Вэнс уговорил Шейн наскоро поужинать, прежде чем украшать елку. Они поели холодного мяса, оставшегося нетронутым со вчерашнего вечера.

Однако этот ростбиф, прекрасно утолявший голод, невольно заставил Шейн вспомнить о визите матери. И как бы она ни гнала прочь мысли о вчерашнем, они возвращались. Чтобы заглушить их, она болтала о всякой ерунде, но ее мнимая веселость не обманула Вэнса.

— Хватит, Шейн, — сказал он, беря ее за руку.

Шейн не стала притворяться, что не понимает, о чем он.

— Я не думаю об этом, Вэнс. Но иногда на меня находит.

— Тогда вспомни, что я с тобой. Обопрись на меня, когда нужно. — Он поднес ее руку к губам. — А я обопрусь на тебя, когда будет нужно мне.

— Обними меня, пожалуйста, — попросила она дрожащим голосом.

Он обнял ее, прижал ее голову к своей груди.

Она вздохнула, успокаиваясь.

— Терпеть не могу выглядеть дурой. Больше всего это ненавижу.

— Ты не дура. — Он отстранил ее и вдруг, решившись, сказал: — Шейн, сегодня утром я ездил к твоей матери.

— Что?! — ужаснулась она.

— Можешь сердиться, если хочешь, но я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как тебя обижают. Я ей четко объяснил, что если она еще раз попробует, то будет иметь дело со мной.

Шейн отвернулась.

— Зачем ты это…

— Не учи меня, что делать, — сердито перебил он. — Я, черт побери, люблю тебя.

— Я бы сама справилась, Вэнс.

— Нет. — Он взял ее за плечи и развернул лицом к себе. — Ты много с чем можешь справиться, но только не с этим. Она выворачивает тебя наизнанку. А если бы меня обижали, что бы ты стала делать?

Шейн открыла рот, собираясь ответить, но только тяжело выдохнула. Потом, взяв лицо Вэнса в ладони, сказала:

— Надеюсь, я поступила бы так же. Спасибо, Вэнс. — Она нежно его поцеловала. — Но я не хочу знать, что было сказано. Хватит на сегодня проблем.

— Хорошо, хватит проблем. — Вэнс тряхнул головой, понимая, что разговор опять откладывается.

— Сейчас мы нарядим елку. А потом займемся под ней любовью.

— Идет, — усмехнулся он.

Она потащила его вниз по лестнице.

— А что, если нам сначала заняться любовью, а потом нарядить елку?

— Ничего не выйдет, — отрезала Шейн, разбирая украшения.

— Спорим?

— Нет. Для таких вещей существует определенный порядок. Сначала нужно повесить лампочки. — Она вытащила аккуратно свернутую гирлянду.

Это заняло больше часа, потому что с каждой игрушкой или украшением у Шейн были связаны воспоминания. Вынув красную войлочную звезду, она подробно вспоминала, как делала ее для бабушки. Она боялась Рождества. Ей казалось немыслимым праздновать Рождество в бабушкином доме без бабушки. Невыносимо было бы видеть нарядную елку, если бы она была одна.

Шейн смотрела, как Вэнс аккуратно вешает гирлянду. Он понравился бы бабушке, думала она с улыбкой. И бабушка ему тоже. Не важно, что два человека, которых она любила больше всех на свете, никогда не встречались. Они были связаны через нее. «Если он в ближайшее время не преддожит мне выйти за него замуж, — подумала она, — придется самой делать ему предложение».

— О чем ты задумалась? — спросил Вэнс.

— Да так, ни о чем. Просто любуюсь красотой! Я знала, что так будет. — Шейн одобрительно кивнула, вынимая из коробки серебряную звезду, которая должна была украсить верхушку.

Вэнс взял у нее звезду, посмотрел наверх и сказал:

— Я все игрушки собью, пока буду ее вешать. Нужно сходить за стремянкой.

— Нет, не надо. Я заберусь к тебе на плечи и повешу.

— Трудно принести со второго этажа стремянку?

— Ой, да ладно. — Шейн легко взобралась к нему на спину, обхватив ногами за пояс, затем уселась на плечи. — Ну вот, — сказала она, — давай ее сюда.

Он протянул ей звезду и торопливо обхватил ее колени, потому что она наклонилась вперед.

— Черт возьми, Шейн, куда тебя несет? Ты сейчас свалишься на елку.

— Глупости, — ответила она, прикрепляя звезду. — Я отлично умею держать равновесие. Ну-ка, отойди немного назад, я хочу посмотреть. — Вэнс послушно отошел. Шейн глубоко вздохнула и поцеловала его макушку. — Просто чудо! Только понюхай, как пахнет сосной. — С этими словами она скрестила ноги у него на груди.

— Надо выключить верхний свет.

Неся Шейн на плечах, Вэнс дошел до стены и щелкнул выключателем. В темноте цветные лампочки ожили, вспыхнули огоньками в зеленой хвое, заблестели среди мишуры.

У Шейн аж захватило дух.

— Замечательно!

— Ну, пока не совсем, — не согласился Вэнс.

Когда она стала спускаться, он ловко повернул ее вокруг себя и опустил на коврик у елки.

— Вот так лучше.

Огни заплясали на ее улыбающемся лице.

В ту ночь они не упражнялись в терпении. Они быстро раздели друг друга, смеясь и чертыхаясь из-за пуговиц и крючков, и предались страсти. Их руки жаждали прикосновений, их губы спешили насладиться поцелуями. Он снова упивался ароматом и свежестью ее кожи, ее снова приводили в восторг его тугие мощные мышцы.

Они не замечали уколов хвои, как не замечали холода в снегу. Они были одни. Они были вместе.

На следующий день Шейн была страшно рассеянной. Хотя она продала несколько вещей, и среди них стол с откидной крышкой, который она так отчаянно полировала, ей никак не удавалось сосредоточиться на делах. Табличка «Продано», прикрепленная Пэт к хепплуайтовскому гарнитуру, не привлекла ее внимания. Она только и думала что о Вэнсе. Пару раз за утро она ловила себя на том, что стоит и смотрит на елку, вспоминая вчерашнюю ночь. В самых смелых мечтах ей не могло привидеться, что может быть такое. Каждая их близость была особенной, как новое приключение. И все же они словно много лет были вместе. Каждый раз, прикасаясь к нему, она совершала открытие, но при этом чувствовала, что знает его целую вечность, а не всего три коротких месяца. Каждый его поцелуй становился таким же волнующим и необычным, как первый. Узнавание, снизошедшее на нее в тот миг, когда она его впервые увидела, переросло в нечто гораздо более серьезное. В веру.

Она не сомневалась, что радость и новые открытия будут сопровождать их каждый раз, потому что они искренне любят друг друга. Ей стоило только взглянуть на него, чтобы почувствовать, что их любовь особенная и прочная.

— Мисс! — нетерпеливо окликнула ее покупательница, приглядевшая себе плетеный стул с высокой спинкой.