— У тебя такой замечательный папочка, который о тебе заботится. Разве ты не любишь своего папочку?

— Да… — Лицо шестилетней девчушки нахмурилось, как у взрослой. — Но мне хочется, чтобы у меня была мамочка тоже.

Линда улыбнулась, поправила девочке прядь волос, единственную, оставшуюся у нее после пожара, и встала с ее постели.

— Как насчет того, что я загляну к тебе завтра?

Ротик, окруженный ожоговыми шрамами, исказило подобие улыбки.

— Ладненько, — проговорила девочка.

Пройдя в сестринскую комнату, Линда написала указания по уходу за малышкой. Стоящая рядом сестра, перебирающая карты пациентов, спросила:

— Как она, доктор?

— Кожа нарастает хорошо. Думаю, к следующей недели основные покровы восстановятся.

— Будем надеяться, ведь у нас мест не хватает.

Доктор Маркус выглянула из окна детского корпуса палаты ожогового центра больницы Святой Катарины. Несмотря на то что она накинула белый халат поверх своего вечернего платья на время обхода, невозможно было скрыть элегантную прическу, длинные причудливые серьги, отражающие свет больничных ламп. Стетоскоп висел поверх алмазного колье. Линда собиралась на вечеринку у Беверли Хайленд с Барри Грином, телепродюсером. Она заехала в больницу поздно вечером еще раз проверить своих маленьких пациентов.

— На мои звонки будет отвечать доктор Кейн, — сказала она сестре. — Но я сомневаюсь, что еще что-нибудь случится.

Сестра украдкой улыбнулась.

— Ничего никогда не происходит, когда вы оставляете свой мобильный кому-то другому. Но как только берете его с собой — как нарочно, бац… По себе скажу, доктор, меня иногда выдергивали на вызовы из таких пикантных ситуаций…

Вспомнив, как последний раз телефонный звонок прервал ее встречу со «взломщиком» в клубе «Бабочка», Линда засмеялась и сказала:

— Да, прямо хоть мемуары пиши! Надо бы нам как-нибудь сравнить наши записи.

Закончив обход, она вернулась в раздевалку, сложила стетоскоп в сумку для оборудования и спустилась вниз на лифте к ждущему ее с нетерпением Барри Грину.

«А он неплохо сохранился», — подумала Линда. В свои пятьдесят Барри Грин был остроумным и щедрым, с неплохим чувством юмора. Линда знала, что ее неизменно потянет к нему, если только она ослабит свою защиту. Но она должна была держаться из-за боязни того, что ее возможные сексуальные отношения с Барри могут закончиться разочарованием.

— Больницы! — проговорил он, когда они выходили через главный вход в прохладу ночи. — Ненавижу их.

Линда засмеялась.

— И это говорите вы? Создатель и продюсер самого популярного медицинского сериала на телевидении?

— Ну что мне на это ответить? Я мазохист.

Линда села на заднее сиденье лимузина. Шофер придерживал дверцу, пока Барри устраивался рядом с ней. Когда он доставал напитки из мини-бара, она не могла не смотреть в окна пятого этажа.

«Ты будешь моей мамочкой?»

«Видит Бог, я хотела бы ею быть», — думала Линда, когда лимузин съезжал на шоссе Тихоокеанского побережья. Чтобы родить детей, надо заниматься сексом, а секс был для нее огромной проблемой. Она смотрела на темный океан и распростертый звездный горизонт и снова думала о «Бабочке». О своем компаньоне.

На прошлой неделе он был офицером Конфедерации. В следующую среду он будет для нее кем-то другим. Кем-то чрезвычайно необычным и экстравагантным, так что Линда не могла дождаться этого дня. Это была удивительная необузданная фантазия, которой она попробует отдаться изо всех сил, в отчаянной надежде, что это наконец сработает.

— Твои мысли где-то далеко, — проговорил Барри, сидящий рядом с ней.

Она вздрогнула и улыбнулась:

— Просто думала о своих бедных малышах. Жертвах ожогов. Никто и не представляет себе, что значит обжечься, пока сам не пройдет через это. Им нужен очень хороший уход и забота.

— И я уверен, что ты их этим не обделяешь.

— Да, — ответила она, вглядываясь в улыбку Барри Грина.

Он был очень мил, и для Линды было отдушиной поговорить с кем-то из другого круга. Ей также нравилось общаться с людьми, которые, как и она сама, брали на себя ответственность, обладали властью. Круг ее общения состоял именно из мужчин и женщин власть имущих, а Барри один из наиболее представительных особ среди них. Это было их первым свиданием, и Линду интересовало, пригласит ли он ее еще и примет ли она его приглашение.

Дом на холме был триумфально освещен, словно зазывал гостей и туристов. Беверли Хайленд славились своими вечеринками, еще никто никогда в жизни не отказался от ее приглашения. Теперь поток машин, въезжающих в железные ворота особняка, протянулся с самого бульвара Сан-Сет во всю длину дороги каньона Беверли. Лимузин Барри присоединился к этому потоку, и через четверть часа они с Линдой уже поднимались по ступенькам особняка.

Прислуга приветствовала подъезжающих гостей, принимая их верхнюю одежду, раздавая дамам миниатюрные корзиночки с зимними розами. Кульминационная часть вечеринки проходила на садовых террасах, куда были приглашены самые модные певцы и музыканты. Пиршество разместилось на огромной крытой веранде: столы ломились от копченых окороков, особых ростбифов, чудесных бараньих ребрышек. Возле каждого блюда стоял шеф-повар, его представляющий и готовый отрезать гостю лакомый кусочек. Когда Линда выплыла из французского вестибюля в прохладный ночной воздух, ее взгляду открылись причудливо сервированные салаты с ледяными скульптурами и специальные подогреватели, поддерживающие нужную температуру дорогих напитков. Официанты сновали среди гостей, предлагая закуски: императорский виноград с голубым сыром, норвежские хлебцы под зеленым перечным желе, моллюски, устрицы, икра — уже сами по себе роскошные угощения. Большинство вечеринок в Беверли устраивались на деньги крупных фондов, и эта вечеринка не была исключением. Председателем фонда был министр индустрии новостей, известный «телеевангелист», надеющийся стать кандидатом в президенты на будущих выборах. Под видом покровительства этике и морали харизматичный Преподобный был на голову выше своих конкурентов и имел неплохие шансы на победу в июньской республиканской номинации. А с таким количеством людей, желающих заплатить пятьсот долларов за известную кухню Беверли и общение со знаменитостями на сегодняшнем вечере, у Линды не было сомнения, что он наберет максимальное число голосов. Так что здесь Преподобный не терял времени даром, всем было известно, что в избирательные кампании надо было вкладывать огромные деньги, но еще до их начала необходимо поездить по штатам и показать всем, что денежки у тебя водятся. И если Преподобный выиграет кампанию в июне, то многим будет обязан именно этой вечеринке у Беверли.

Линда не была хорошим знатоком высшего общества, многих она встречала лишь мельком на разных благотворительных вечеринках. Но она слышала, что на самом деле никто хорошо не знал этого общества. Выйдя из света рампы, она оказалась всего лишь незамужней неустроенной женщиной, хотя ее имя частенько связывали в колонках сплетен с именами сенаторов и глав крупных корпораций.