Среди хаоса мыслей самыми отчетливыми были две – «Что с ним случилось?» и «Что будет со мной без него?». Причем, девушка не смогла бы с уверенностью сказать, что в данный момент ее волнует больше – собственная участь или судьба Армана. Эмильенна искренне бы удивилась скажи ей кто-нибудь еще неделю назад, что она, оставшись одна, будет страстно мечтать о возвращении Ламерти. Что с ней? Либо она, общаясь с Арманом, переняла его взгляд на вещи, и прониклась убеждением, что свобода не принесет ей ничего хорошего, либо Ламерти стал слишком важен для нее. Ох, нет! Только этого не хватало! Эмили отчаянно принялась убеждать себя в истинности первой версии. Однако мысли ускользали, логические цепочки распадались на куски, а выводы порой не имели ничего общего с предпосылками. Так, за подобными размышлениями девушка забылась тяжелым сном.

Утро следующего дня застало Эмильенну совершенно невыспавшейся и измученной. Хотя девушке и удалось заснуть на какое-то время, но сменявшие друг друга сумбурные, тревожные сновидения и пробуждения, не принесли никакого отдыха. За окном царили серые предрассветные сумерки, хотя край неба на востоке уже подернулся бледно розовой пеленой. В комнате было темно и зябко.

Ламерти не было. Во сне Эмили несколько раз видела его возвращение, испытывала облегчение и успокаивалась, но затем, проснувшись, обнаруживала, что по-прежнему одна. Подобная череда ожиданий и разочарований, в сочетании с незнакомым местом, одиночеством и темнотой окончательно подорвали дух девушки. Да и физически она чувствовала себя совершенно разбитой. Казалось бы, есть повод для радости, само провидение избавило ее от тюремщика и указало путь к свободе, при этом снабдив вещами первой необходимости – деньгами и оружием. Однако девушка не просто не испытывала радости, а, напротив, была близка к отчаянию. Она совершенно не знала, как ей теперь себя вести и что следует предпринять.

Хотя одно было совершенно очевидно – ждать в этой жалкой гостинице дальше просто не имеет смысла. Если бы Арман мог или хотел вернуться он бы уже, вне всяких сомнений, сделал это. А значит и ей здесь делать нечего. Перед тем как отправиться в путь, девушка, несмотря на полное отсутствие аппетита, благоразумно перекусила остатками ужина и даже положила несколько пирожков и яблок в сумку, вместе с деньгами и пистолетом. После этого, стараясь не шуметь, Эмильенна вышла из комнаты в надежде покинуть таверну, не столкнувшись с хозяином или кем-то из прислуги. Она знала, что Арман оплатил их пребывание здесь заранее и более, чем щедро, а потому не никакой необходимости в общении с трактирщиком не испытывала. Не столь близкие отношения их связывали, чтобы прощаться с ним лично, да и просто не хотелось никого видеть. Никого, кроме Армана.

Ступеньки старой лестницы предательски скрипели почти при каждом шаге, однако, вопреки опасениям Эмили, эти звуки никого не привлекли. Скорее всего, в доме еще все спали и вставать в ближайшее время не собирались. В отличие от больших респектабельных гостиниц, в которых в любой момент готовы встретить и принять гостей, в «Королевском стрелке» не утруждали себя ожиданием постояльцев, которые отвечали взаимностью и посещали сие сомнительное заведение крайне редко.

Главная зала к большому облегчению девушки оказалась пустой. Быстро проскользнув между заляпанными столами, частично заставленными неубранной с вечера посудой, она наконец оказалась на улице. После темного,затхлого и душного помещения, вдыхать свежий и бодрящий утренний воздух было просто наслаждением. Однако уже скоро свежесть обернулась прохладой, а затем и холодом. Шаль, в которую Арман закутал ее два дня назад на балконе, по-прежнему была на Эмили, но даже она не могла согреть девушку в зябкую предрассветную пору конца августа.

Расположение улиц Суарсона было неизвестно Эмильенне, однако, от «Королевского стрелка», стоявшего на самой окраине, широкая дорога вела в сторону скопления зданий, за которыми виднелся шпиль местной церкви,стоящей, надо полагать, в центре городка. Девушка пошла по этой дороге, сжимая озябшими пальцами концы шали, от всей души рассчитывая, что городок окажется таким маленьким, каким представлялся с первого взгляда.

Эмильенна не совсем отдавала себе отчет, зачем ей нужно в центр города и как она рассчитывает искать там Ламерти. Она просто знала, что он направился туда. О причинах, побудивших ее отправиться на поиски Армана, девушка старалась не думать. Еще меньше ей хотелось задумываться о том, сколь малы шансы его найти. Просто, столкнувшись с почти неразрешимой проблемой, она предпочла делать хоть что-нибудь, пусть даже лишенное глубокого смысла и надежды на успех. Сам факт, что она что-то делает отвлекал ее от мучительных размышлений на тему, что же предпринять дальше.

Эмили оказалась права, дорога, петляющая между спящими домами, с закрытыми ставнями, явно вела в центр городка, а шпиль церкви служил ориентиром. Предрассветная тишина поглощала шаги ее маленьких ног, ступающих по булыжникам мостовой. Тихо, серо, холодно и безлюдно. Эмильенна поежилась, но на этот раз не от холода. Почему-то ей стало страшно, еще страшнее, чем в темной комнате гостиницы при угасающей свече. И страх этот был какой-то безотчетный и не поддающийся логическому объяснению. Это чувство не было вызвано опасениями о своей дальнейшей участи или даже тревогой за Ламерти. Нет, страх, охвативший ее походил на сон, пропитанный ощущением опасности, неуловимой, но неотвратимой. Чтобы прийти в себя и унять резкие до боли удары сердца, Эмили на несколько мгновений прислонилась к холодным камням стены какого-то дома. Не то, чтобы это очень помогло, но отдышавшись и еще больше замерзнув, девушка нашла в себе силы продолжить путь.

Чем дольше она шла по пустынным, словно вымершим улицам, тем больше убеждалась в нелепости своей затеи. Как искать Ламерти в этом совершенно безлюдном городке? Девушка уже пожалела, что поддалась желанию поскорее уйти из гостиницы, лучше бы ей отправиться в путь поздним утром или даже днем.

Впрочем, маленькие городки просыпаются рано. Солнце еще не успело окончательно подняться, как Эмили стали попадаться первые прохожие. То помощник булочника спешил с мешком муки для партии утреннего хлеба, то повариха из таверны, держа на сгибе локтя огромную корзину важно шествовала в сторону рынка, чтобы успеть к открытию и выбрать самые лучшие продукты раньше конкуренток. Когда девушка приблизилась к центральной площади города (хотя небольшое пространство вокруг церкви и нескольких более-менее приличных зданий вряд ли заслуживало столь гордого наименования), зазвонили церковные колокола – начиналась утренняя месса.

Повинуясь внезапному порыву, Эмильенна направилась к храму. Оказавшись под сводами старинной, но довольно обшарпанной церкви, девушка осознала как давно она не была на литургии. В Париже 1793 года мессы если и служились, то либо тайно, либо на странный манер, представляющий собой попытку сочетать догматы католицизма с революционной идеологией. А потому задолго до тюрьмы Эмили со своими родственниками перестала посещать церковные службы, хотя иногда заходила в любимые храмы, просто чтобы вознести в тишине молитвы и почувствовать себя ближе к Богу. Последний раз Эмильенна была в Нотр-Дам с Ламерти, но тогда цель их посещения была совсем иной. Вспомнив крышу Нотр-Дам и то, каким предстал перед ней в тот вечер Арман, Эмили испытала странное щемящее чувство сожаления, будто у нее отняли что-то хорошее, и теперь этого уже не вернуть.