Впрочем, она быстро отогнала посторонние мысли и постаралась сосредоточиться на мессе, которая как раз начиналась. Эмильенне очень хотелось верить, что в маленьком городке, быть может, остались еще священники, не бывшие в курсе революционных веяний, искажающих суть религии. Однако надежды ее быстро рассыпались в прах, едва только старенький пастырь начал службу, назвав прихожан гражданами. Ход литургии остался почти неизмененным, разве что был изрядно сокращен, зато проповедь вполне соответствовала духу времени.

Девушке было противно слушать как священник с кафедры, вместо Господа, прославляет свободу, равенство и братство, а потому она решила покинуть храм, стараясь, впрочем, не привлекать к себе лишнего внимания. Оказавшись на улице, Эмильенна осмотрелась и приметила несколько лавок, в том числе одежную. Девушка решила зайти туда по двум причинам. Первая – это возможность порасспросить о Ламерти, поскольку одной из целей его похода в Суарсон была покупка одежды, следовательно довольно велика вероятность, что Арман побывал здесь. Вторая причина была не менее значима. Если Эмили не удастся разыскать своего спутника, то она хотя бы сможет сделать то, что собирался сделать он – купить себе какое-нибудь простенькое мещанское платье.

В лавке было пусто, если не считать продавца за прилавком. В Париже покупка готовой одежды считалась уделом бедняков, любой мало-мальски состоятельный обыватель старался шить вещи на заказ, в провинции же дела обстояли несколько иначе. Индивидуальный пошив у портных могли себе позволить лишь зажиточные жители, те же кто попроще (а таковые составляли большинство населения маленьких городов, вроде Суарсона) либо сами шили себе одежду, либо покупали готовую. Зная, как обстоят дела, Эмильенна небезосновательно опасалась что таком месте она будет выглядеть странно и неуместно. Платье ее, хоть и было изрядно потрепанным и мятым после пережитых приключений, однако, фасон и дорогая ткань говорили сами за себя, даже если не принимать в расчет аристократическую внешность и манеры его обладательницы. Но выбора у нее не было. Оставалось надеяться, что местным жителям нет дела до странностей аристократов.

Не успела девушка дойти до прилавка, как дверь скрипнула и в помещение вошли двое посетителей. Эмили поспешила отвернуться и, по возможности, скрыться за ворохом одежды, вывешенной на рейке, прибитой между стенами. Уже через минуту она благодарила Бога за свою предусмотрительность.

Вошедшие, бывшие обывателями средней руки, оживленно и громко беседовали между собой и предмет их беседы напрямую касался цели, с которой Эмильенна отправилась в Суарсон.

– Нет, Мишель, ну ты подумай, как теперь жизнь повернулась! Раньше-то эти, из замка, нас за людей не считали, а теперь молодой хозяин Монси самолично будет болтаться в петле! Со всем так сказать почтением! – говоривший посмеивался довольно потирая руки. Эмили, услышав эти слова, обмерла и похолодела.

– С чего ты взял, что его повесят? Расстреляют его поутру, вот что! – с уверенностью возразил второй.

– И с чего ты взял, что расстреляют? Тебе-то, Мишель, откуда знать?

– А кому ж, как не мне? – в голосе Мишеля слышалось самодовольство. – Мадлон-то моя, коменданту сам знаешь кем приходится, хе-хе, она-то мне все и рассказала. Точно тебе, Жак, говорю – расстреляют. А может, и уже…

– А ты, как погляжу, прям гордишься, что сестрица твоя в любовницах у коменданта ходит, – проворчал Жак, явно недовольный тем, что не он оказался прав. – Эх, жалко,лучше бы повесили.

– Горжусь – не горжусь, а новости узнаю первым. Вот, ты, например, знаешь, что его из-за той девицы порешат? Из-за той, что на картинке нарисована была, красотка этакая. Так вот, щеголь этот из Монси выдавать ее не захотел, а, коменданту она, видать, нужнее была, чем он. Ну раз не выдал, комендант и решил его, собственно говоря… – всеведущий Мишель провел большим пальцем по горлу, сей жест призван был символизировать какая участь уготована Ламерти.

В продолжении этого диалога, Эмили стояла не шелохнувшись, зато в душе ее бушевал шквал самых разных эмоций, а разум отчаянно работал, стараясь найти выход из положения, которое казалось безнадежным. В любом случае, первым делом, ей необходимо выбраться отсюда, пока чересчур осведомленные посетители не обратили на нее внимания. На ее счастье, продавец бывший не в курсе обсуждаемых событий, но весьма живо ими заинтересовавшийся, отвлек внимание Жака с Мишелем, что позволило девушке выскользнуть из лавки незамеченной.

Итак, Ламерти попался, и если и жив, то пребывает в смертельной опасности. И все потому, что отказался выдать ее, хотя это было проще простого. Конечно, он бывал порой по– своему добр и даже благороден, но чтоб пожертвовать ради нее жизнью?! Это как-то совсем не вязалось с образом того человека, каким в ее понимании был Арман де Ламерти. Более того, такой поворот событий казался Эмильенне совершенно невозможным. Любые красивые жесты, которые Арман совершал до этого, либо были продиктованы эгоистичными мотивами, либо ничего ему не стоили, в том смысле, что он ничем не жертвовал, оказывая Эмильенне то или иное благодеяние. Все это так странно, что впору было усомниться в достоверности слухов, распространяемых почтенными Жаном и Мишелем.

Однако сейчас у нее совсем не было времени размышлять о странном поведении Армана. Она твердо решила одно – кем бы ни был Ламерти и что бы там им не двигало, когда он решился на такой шаг, она, Эмильенна де Ноалье, не позволит ему умереть, даже если это будет стоить жизни ей самой!

Остаток вечера и всю ночь Арман так и просидел на подоконнике, там же он встретил наступление нового дня. О сне не могло быть и речи, и не потому что он выспался накануне, а потому, что мало кто способен спокойно спать ночью, если на рассвете его ждет собственная казнь.

Все это время Ламерти бродил по дорогам собственных мыслей, пытаясь под конец разобраться в самом себе и понять, правильно ли он поступает. Нет, с точки зрения веками формировавшихся моральных догм, он был абсолютно прав – пожертвовать собой ради другого, особенно ради женщины, было более чем достойно, и даже сулило возможность загладить часть своих многочисленных грехов. Однако христианская мораль волновала приговоренного в последнюю очередь. Куда важнее было понять правильно ли он поступает согласно негласному кодексу Армана де Ламерти, основной постулат которого гласил – думай только о себе!

Своим решением не выдавать Эмильенну Арман нарушил это главное правило и теперь пытался понять, почему он так поступил и стоило ли оно того. Чтобы сей благородный поступок не казался совсем уж идиотским, Ламерти уверил себя, что даже отдай он девушку на растерзание столичному трибуналу, его собственную участь это бы никак не изменило. Разве можно было сомневаться в том, что Парсен (а то, что данный трибунал возглавляет именно он было ясно как день) не даст ему уйти живым и так или иначе добьется смертельного приговора для своего злейшего врага. Так зачем тянуть за собой еще и девчонку? Она молода, добродетельна и заслужила право жить. Раз уж ее возлюбленный Господь не послал на защиту своей верной почитательницы ангелов, придется взять на себя эту миссию законченному грешнику и мерзавцу. Дракон спасает жертвенную девицу – надо же, какая ирония! Если у Бога есть чувство юмора, он должен оценить.