– Ты над всеми так издеваешься? – капризно надула губы Саша.

– Знаешь, у меня есть секретарша Лиза. А у нее есть хобби – надувание губ. У нее это здорово получается… Лучше, чем у тебя. Тебе же больше идет благожелательная, добрая улыбка.

– Она красивая, эта твоя Лиза?

– Очень, – улыбнулся Китаец Сашиной наивности, – но мне больше нравятся брюнетки, – соврал он, – а Лиза – блондинка.

Саша выразительно вздохнула, глядя, как он прикуривает сигарету.

– Ты настроилась на откровенный разговор?

– Я не писала этой записки, – упрямо проговорила Саша.

– Хорошо. Я тебе верю. А как насчет кассеты?

Китаец не сводил глаз с бледного Сашиного лица, по которому скользили неугомонные блики.

Словно закрываясь от света или от настойчивого взгляда Танина, Саша прижала ладони к лицу, уткнулась головой в колени и, вздрагивая всем телом, зарыдала.

Китаец уже докурил сигарету и прикурил другую, а она все еще не успокоилась. Наконец мало-помалу она пришла в себя.

– Я тебе все расскажу, – она выпрямилась и невидящим взглядом уставилась прямо перед собой.

Китаец поднялся и направился на кухню. Там он достал из холодильника початую бутылку «Смирновской», налил граммов сто в стакан и вернулся в гостиную.

– На, – протянул он стакан Саше, – выпей.

Решив, что это вода, она жадно припала к стакану.

– Что это? – хрипло спросила она, почти осушив стакан.

– Водка, – невозмутимо произнес Китаец, – «Смирновская». Очень помогает в стрессовых ситуациях.

Саша глубоко вздохнула, поставила стакан на пол перед собой и глубже села на диване.

– Прикури мне, пожалуйста, сигарету, – попросила она.

Танин выполнил ее просьбу и выжидающе посмотрел на нее.

– Ольга Васильевна мне не родственница, – начала Саша, сделав несколько глубоких затяжек. – Она моя любовница. Мой отец был довольно большим начальником на железной дороге, в доме все было, мама не работала, мне практически ни в чем не отказывали, как единственной дочери. Когда три года назад он умер от инфаркта, мы с мамой остались без средств к существованию. Сначала продали машину, потом поменяли квартиру на меньшую. Деньги утекали, как песок меж пальцев. Около года назад мне пришлось бросить университет, чтобы зарабатывать деньги. По объявлению в газете мне удалось устроиться продавцом-консультантом в большой супермаркет. Работа – две недели без выходных по двенадцать часов в день. К вечеру ноги горели, словно ошпаренные кипятком, – она повернулась к Китайцу и посмотрела ему в глаза. – Только не подумай, пожалуйста, что я пытаюсь разжалобить тебя. Просто мне нужно выговориться.

– Я и не думаю, – пожал он плечами.

– Денег все равно катастрофически не хватало, в отделе, где я работала, почему-то случилась недостача, – продолжила Саша, – а тут еще мама заболела – все как в дешевом романе. Тут-то в магазине и появилась Ольга Васильевна в сопровождении Роберта и Стаса. Я хоть и была уставшей, но заметила, что она как-то с интересом поглядывает на меня. Потом она ушла, а когда я вечером выходила с работы, у магазина стоял тот самый «Крайслер», который сегодня взлетел на воздух. Ольга Васильевна повезла меня в шикарный ресторан, потом на дачу – это целый особняк с бассейном, сауной и прочими прибамбасами. Первый раз, когда я поняла, что она хочет от меня, я отказалась, но Ольга Васильевна оказалась терпеливой особой – она не стала настаивать, а попросила меня подумать, сказала, сколько она намерена мне за это платить. Наутро она отвезла меня на работу, а через неделю я согласилась на ее условия…

– Интересная история, – кивнул головой Китаец.

– Вот именно, для тебя это только история! – обиженно воскликнула Саша.

– Не история, а предыстория, – с прохладцей уточнил он, – теперь о кассете.

– В тебе нет ни капли сочувствия! – Саша сделала несколько суетливых затяжек.

– Зато я честен.

– Ага, – с горькой усмешкой кивнула головой Саша, – а сам рылся в моей сумке.

– Пришлось, – вздохнул Китаец, – а то бы ты до сих пор дурила меня, – довольно резко выразился он.

– Это когда я спала?

– Беспредметный разговор, – сухо произнес Танин.

– А все-таки…

– Когда ты купалась. Мне стало просто интересно, что ты носишь в сумке. Я ведь… – он кашлянул и осекся.

– Если Сорокина узнает, она меня уволит, – удрученно сказала она.

– Узнает, что ты спала со мной?

– Нет, что я все тебе рассказала, – вздохнула Саша и с капризной непосредственностью маленькой девочки посмотрела на Китайца.

– Про кассету я ей уже сказал. Так что не думаю, что она заподозрит тебя.

– А возьми меня секретаршей, – предложила Саша.

– У меня уже есть секретарша, – спокойно возразил он.

– Вот именно – есть, – грустно произнесла Саша.

– Итак, по просьбе Ольги Васильевны ты встретилась с Сергеем, пообещала ему щедро заплатить за то, чтобы он поразвлекся с Петрушенко. В квартире была установлена камера… Я правильно излагаю?

Саша с подавленным видом кивнула.

– Ты знала, для кого предназначена эта кассета?

– Догадывалась. Ольга Васильевна не одобряла увлечения своего сына.

– А ты случайно не была увлечена Олегом? – прищурил правый глаз Танин.

– Ты ревнуешь? – улыбнулась Саша.

– Ну что ты!

Саша с подчеркнуто безразличным видом выпустила струю дыма в потолок.

– Думаю, записка понадобилась Ольге Васильевне для того, чтобы отвести от себя подозрения в том, что кассету прислала именно она. Она хотела сбить с толку сына, явить ему его неразборчивую, как она выражается, возлюбленную в непристойном виде, сделав все для того, чтобы Олег не заподозрил саму Ольгу Васильевну в грязных делишках. Иначе она рисковала навсегда потерять его доверие и уважение.

– Она недооценила привязанности Олега.

– Что ты имеешь в виду?

– Нынешний его уход – бунт, временное несогласие, подростковый комплекс. Он вернется в компанию. Олег привык жить на широкую ногу, – с тоскливой жалостью произнесла Саша.

– А ты?

– Я, к сожалению, тоже, – уныло посмотрела она на Танина.

– А кто такие Алекс и Фил? – неожиданно спросил Китаец.

– Конкуренты или партнеры – поди разбери – Ольги Васильевны. Филимонова недавно застрелили возле собственного дома, когда он вышел погулять с собакой, а Алекса взорвали в машине. Ночью, после похорон Фила, – добавила Саша.

– Интересно, – Китаец плеснул в стакан граммов пятьдесят водки и не поморщившись выпил, – хочешь еще?