Фейт хотела сделать какую-нибудь гадость, но не предвидела, что будет чувствовать себя настолько неловко. Потом она вспомнила, как Жанна ухмылялась, когда ее отца запретили хоронить, и смеялась над унижениями Миртл. В конце концов Фейт вытащила из кармана добытый в сундуке отца предмет, желтый, как пергамент, гладкий и прохладный. Когда она перевернула его вверх ногами, он щелкнул, как вязальные спицы. Фейт аккуратно засунула кошачий череп в постель Жанны и разгладила покрывало. Осторожно спускаясь по лестнице, она представляла, как череп смотрит пустыми глазами в темноту в своей небольшой пещере из одеял.

Когда дядюшка Майлз вернулся от Ламбентов, было уже три часа дня, и Миртл согласилась на то, чтобы принять его у себя в спальне. Закутавшись в одеяла и лежа на подушках, с покрасневшим носом и глазами, она выглядела непривычно бледной, хотя чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы соблюсти приличия и настоять на присутствии Фейт. Когда дядюшка Майлз вошел, Миртл выпрямилась.

— Ну что? — спросила она. — Ты поговорил с магистратом?

Дядюшка Майлз оглянулся, потом аккуратно закрыл за собой дверь. Усевшись в кресло, он испустил длинный вздох.

— Он был очень любезен. — Дядюшка Майлз поморщился, снимая перчатки. — И крайне вежлив. Боюсь, что он непреклонен в своем намерении провести дознание. Если представители общественности просят…

— Чепуха! — воскликнула Миртл. — Он же магистрат! Ему решать!

— Что такое дознание? — поинтересовалась Фейт, охваченная мрачными предчувствиями. — Как его делают?

— Мне очень жаль, — начал объяснять дядюшка Майлз, — но это значит, что твоего отца нельзя хоронить. Боюсь, мы даже не можем переместить его в другое место, пока дело не будет улажено. Они хотят провести расследование, а потом… слушание. Суд, который решит, что послужило причиной смерти.

Фейт раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, она хотела, чтобы смерть ее отца расследовали, а убийцу поймали. С другой стороны, все жители Вейна были уверены, что он покончил с собой. Как только выяснится, что тело преподобного на самом деле обнаружили на дереве, все наверняка сочтут этот факт доказательством самоубийства.

— Когда? — спросила Фейт. — Когда будет суд? — Она надеялась только на то, что до «слушания» успеет найти необходимые доказательства того, что отца убили.

— Дату еще не назначили, но это может произойти в любой день. — Дядюшка Майлз выглядел сконфуженно. — Дорогие мои, это все сложные юридические вещи, и нет нужды вам расстраиваться из-за подробностей…

— Пожалуйста, дядюшка Майлз! — перебила его Фейт. — Я хочу знать подробности!

Дядюшка Майлз удивился ее настойчивости, а потом пожал плечами.

— Иногда… в случае неожиданной смерти… когда обстоятельства выглядят подозрительно… магистрат дает приходскому констеблю разрешение позвать коронера,[16] который произведет расследование. Во время дознания коронер с помощью суда присяжных, состоящего из двадцати трех местных мужчин, определит причину смерти. В этом деле коронером будет доктор Джеклерс.

— Значит, доктор Джеклерс будет вести расследование и принимать окончательное решение, — произнесла Миртл, прищурив глаза. — Знаешь, Майлз, мне кажется, я и правда больна. Надо завтра послать за доктором, когда я буду выглядеть получше.

— Расходы на доктора? Помимо всего прочего? — Дядюшка Майлз нахмурился и вздохнул. — Нет, Миртл, детка. Я должен пресечь это. Ты растратишь все наши деньги.

— Пресечь? — резко перебила его Миртл. — Наши деньги? Это не твои деньги, Майлз. Как обычно, ни один пенни из потраченных денег не был твоим.

Дядюшка Майлз покраснел и нахмурился еще сильнее.

— Мы подошли к другому вопросу, который я также хотел обсудить, — сказал он.

Повисла тяжелая пауза. Дядюшка Майлз мельком взглянул на Фейт, секунду спустя Миртл сделала то же самое.

— Фейт… — произнесла Миртл. — Ты не могла бы…. — Она умолкла, утомленно взмахнув рукой.

— Пойду почитаю молитвенник, — тихо сказала Фейт и покорно вышла из комнаты.

Подслушивать у двери на лестничной площадке было непростым делом. В любой момент можно было ждать, что двери откроются и кто-нибудь выйдет. Кто-то мог появиться на лестнице как сверху, так и снизу, и обнаружить Фейт, стоящую на коленях. Было трудно одновременно прислушиваться к звукам за дверью и бдеть, не идет ли кто. Но оно того стоило. Фейт закусила губу и прижалась ухом к замочной скважине.

— Миртл, — говорил дядюшка Майлз, — тебе надо обдумать свое положение. Я знаю, что́ ты пыталась сделать все это время, в каком свете хотела все выставить, это была отчаянная попытка, но она не сработала. Кошка выпрыгнула из мешка. Что ты скажешь на следствии, если тебя пригласят дать показания?

— Я скажу то же самое, что говорила раньше, — решительно ответила Миртл. — С моим мужем произошел трагический несчастный случай.

— Ты понимаешь, какая тебя подстерегает опасность, если правда выплывет наружу? — Дядюшка Майлз прочистил горло. — Если… случится худшее, я сделаю для тебя все возможное… но сейчас ты должна следовать моим советам.

— И что ты советуешь, Майлз? — подозрительно спросила Миртл.

— Ты должна передать мне деньги и все остальное имущество Эразмуса, какое только можно. Мы притворимся, что оно принадлежит мне, что он сам отдал мне его.

— Ясно! — Голос Миртл был ледяным. — Вот к чему ты клонишь!

Фейт рассердилась, хотя и была озадачена. О какой опасности твердит дядюшка? Почему он хочет заполучить имущество отца?

— Это единственный разумный путь! — усталым, но добрым голосом заметил дядюшка Майлз. — Ты и сама это видишь! Как бы доктор Джеклерс ни восхищался тобой, он не сможет игнорировать улики, а Прайт не будет лгать под присягой, он сам это сказал.

— Нет, — ответила Миртл, — но ты мог бы.

— Прошу прощения?

— Ты можешь дать показания. Можно сказать им, будто бы ты нашел Эразмуса в лощине.

— Ты просишь меня лжесвидетельствовать?

— Ты знаешь, что на кону.

Повисла долгая пауза.

— Нет, Миртл, — наконец ответил дядюшка Майлз. — Если ты не сделаешь то, о чем я попросил… боюсь, я не смогу сделать то, о чем ты просишь. — Он испустил долгий вздох — вздох человека, терпением которого долго злоупотребляли. — Что ж… позволь мне по крайней мере присмотреть за живыми образцами, чтобы они не погибли без ухода. И, думаю, мне стоит проглядеть его бумаги. Я хотел сделать это еще вчера, но не смог их найти.

Фейт напряглась, стиснув челюсти. Нет! Она не позволит дядюшке завладеть деревом лжи или драгоценной змеей! Дневник и наброски, которые отец делал после своих галлюцинаций, тоже никто не должен видеть, кроме нее. Ей стало больно при одной мысли о том, чтобы отдать хоть что-то из бумаг отца. Они были как джинн в бутылке — хранили в себе его мысли, голос и секреты, и они принадлежат ей одной! Она их хранительница.