— Неужели все это умещается в маленький женский череп? — едко спросила Фейт. На ее глазах доктор побледнел, но девочка продолжила гнуть свою линию: — Отца ненавидел весь Вейн с самого начала. В день своей смерти он получил письмо…

— Послушайте, милая. На этом острове нет ни одного мужчины, женщины или ребенка, которого я не знал бы много лет. Да, у нас есть свои преступники… но не убийцы. Поверьте мне. Я определил бы это по форме черепа. — Доктор отвернулся от обрыва, всем своим видом показывая, что дискуссия окончена. — Так что можете выбросить из головы свои нелепые выдумки. Я успокоил вас немного?

— Теперь я вижу, как обстоят дела, — вот и все, что могла сказать Фейт.

— Я не стану никому говорить о ваших подозрениях, — любезно добавил доктор Джеклерс. — И настоятельно советую вам тоже молчать.

«Я вижу, как обстоят дела. Мне не дождаться помощи от закона. Если я хочу, чтобы убийцу нашли, я должна полагаться только на себя».

Когда доктор вернулся в дом, его встретили и препроводили к Миртл. Фейт проскользнула наверх, еле сдерживая разочарование. У двери она наткнулась на закрытый горшок, в котором лежала мертвая мышь. Миссис Веллет явно была готова поставлять змее мертвых грызунов, но предпочитала избегать разговоров на эту тему. Фейт внесла горшок в комнату и почувствовала, что напряжение отпускает ее, лишь увидев, как змея вытекает, словно масло, из клетки. Челюсти изящно распахнулись и сомкнулись на голове лакомства. Мышь исчезла, и Фейт позволила рептилии скользнуть вверх по руке и обвиться вокруг шеи. В этот самый миг она услышала, как из коридора донесся слабый шорох. Кто-то пытался осторожно повернуть дверную ручку. Совсем недавно она делала то же самое и потому узнала звук. Это дверь в спальню отца. Фейт выскочила из комнаты и резко остановилась. Змея напряглась, встревоженная неожиданным бегством. В дверях комнаты преподобного стоял Пол Клэй.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Фейт.

Пол в ужасе уставился на нее, потом перевел взгляд на змею.

— Мы поспорили… — начал он, делая шаг назад.

— Ты вор! — прошипела Фейт. — Что ты украл?

— Ничего! — Он бросил взгляд на ножницы у себя в руках. — Я просто хотел… раздобыть немного волос. Мы поспорили, что я принесу волосы. Но я не хотел открывать гроб, а потом доктор Джеклерс увез тело на обследование. Я подумал, что в комнате может что-то найтись…

— Как ты посмел! — Фейт пришла в такую ярость, что не удивилась бы, если бы из ее спины выросли огромные черные крылья. Прядь волос — в этом было что-то очень личное. Никто не имеет права на такое сокровище, кроме самых близких людей, и уж точно не любопытный зевака с ножницами, разгуливающий по чужому дому. — Он умер, и у него даже нет могилы. Разве этого недостаточно? Вам обязательно рвать его на части?

Пол вздрогнул и бросил в сторону лестницы испуганный взгляд. В тот же миг Фейт услышала шаги на лестнице. Сейчас кто-то придет и застигнет Пола — нарушителя, пробравшегося в обитель семьи Сандерли. Один крик — и его участь будет решена, а Фейт подтвердит собственную невиновность. Но девочка не стала кричать. Вместо этого она схватила Пола за рукав и быстро втащила к себе в комнату. Тот ошеломленно вздохнул, когда понял, где оказался, но она не дала ему времени заговорить и повела его в садик на крыше. Пригнувшись, Фейт села на низкую деревянную скамейку.

— Сядь, — прошипела она, — или тебя увидят снизу!

Пол повиновался, устроившись на противоположной стороне садика, и недоверчиво уставился на нее.

Что она натворила? Фейт наедине с незнакомым мужчиной. Не доктором, не родственником и не другом семьи. Ей повторяли тысячу раз: все, что есть у женщины, — это репутация. Она была словно пузырь, который может лопнуть из-за чьей-то близости. На лестничной площадке Фейт была воплощением силы и ярости, но здесь внезапно ощутила собственную уязвимость. Она поймала себя на том, что вдавилась спиной в решетку, как будто ее репутацию еще можно было спасти, сделав расстояние максимальным. В глазах Пола она читала ту же нарастающую панику. Он прижался к противоположной стене.

— Почему ты так сделала? — прошептал он.

— Почему ты меня послушался? — парировала она.

Повисло долгое молчание. Никто из них не знал ответа. Она остро ощущала чужеродность Пола, как будто они были воинами из соперничающих племен, встретившимися на нейтральной территории.

— С кем ты посмел спорить? — наконец спросила Фейт с легкой агрессией в голосе.

— Кое с кем из своих друзей, — уклончиво ответил Пол, но Фейт научилась читать между строк. — Говорят, призрак твоего отца бродит…

— Кто? — спросила Фейт. — Кто это говорит?

— Все. Весь остров.

«Весь остров». Слух распространился еще быстрее, чем она ожидала.

— Они знали, что я помогал передвигать тело, когда его фотографировали, — продолжил Пол, — но поспорили, что я ни за что не вернусь и не притронусь к нему еще раз, когда вокруг бродит его призрак. Волосы должны были стать доказательством.

— А что должны были доказать цветы? — спросила Фейт, вспомнив оставленную в оранжерее корзину.

Пол помедлил, изучая костяшки своих пальцев, и Фейт показалось, что он в замешательстве.

— Их прислал мой отец, — ответил он. — Он подумал, что вам не помешает… освежить дом.

Поступок вполне разумный, признала Фейт. Но все же Клэй посылал цветы новоиспеченной вдове, к тому же розовые и желтые бутоны совсем не выглядели траурно. Она подумала, ревнива ли жена Клэя.

— Я не видела на похоронах твою мать, — заметила она под влиянием этой мысли.

— Она перестала посещать все похороны после своих собственных, — просто ответил Пол.

Фейт не могла сказать ему на это ничего доброго или подбадривающего. Это прозвучало бы фальшиво. Оба они не играли в подобные игры. И она промолчала.

— Что здесь делает доктор? — в свою очередь спросил Пол.

— Он коронер. Расследует смерть моего отца.

Пол позволил себе проявить искреннюю заинтересованность.

— Ты рассказала ему то же, что пыталась доказать мне? Будто кто-то убил…

— Ты имеешь в виду мои фантазии и призраков? — язвительно спросила Фейт. — Мое больное воображение, пострадавшее от переизбытка романов?

— Ты и правда ему сказала! — Глаза Пола расширились, и Фейт не поняла, что в них — недоверие или восхищение. — Ты веришь в это!

— А ты нет, — горько заметила Фейт.

— Никто не любил его, но это не повод для убийства. — Пол сузил глаза. — Он чуть не искалечил моего друга и вел себя как истинный скряга, к тому же оказался обманщиком и лицемером до мозга костей. Но за это не убивают.

Фейт только стиснула зубы от такой характеристики отца, но в ней еще бурлили невысказанные идеи, которые отказался выслушивать доктор. Ей с трудом удавалось удерживать их в себе, и Фейт поняла, что оказалась в ловушке своей собственной головы. В ловушке дома. Семейства Сандерли.