На ухе у папы, точно ожог, по-прежнему розовела отметина — там, где его схватил мистер Уокер, вытащил на улицу, унизил.

Лени не могла припомнить, чтобы кто-то обращался так с отцом, и знала, что им с мамой придется за это расплачиваться.

Автобус повело юзом, потом он дернулся и остановился во дворе.

Мама заглушила мотор, и тишина стала еще тяжелее без грохота и гула.

Лени с мамой быстренько вышли, оставив папу одного.

По дороге в дом они снова увидели разгром, который учинили волки. Все замело, на столбах и досках скопились шапки снега. Торчали груды перепутанной проволочной сетки, полуоторванная дверь лежала на земле. Кое-где, в основном под деревьями, но и на досках тоже розовела заледеневшая кровь, местами она застыла сгустками. Там и сям валялись пестрые перья.

Мама взяла Лени за руку и провела через двор в домик. Захлопнула за ними дверь.

— Он тебя побьет, — сказала Лени.

— Твой отец — человек гордый. Такого унижения…

В следующий миг дверь распахнулась. На пороге стоял отец. Глаза его горели от гнева и алкоголя.

Лени ахнуть не успела, как он подскочил к ним, схватил маму за волосы и так ей врезал кулаком в челюсть, что мама отлетела к стене и рухнула на пол.

Лени завопила, бросилась на него, скрючив пальцы, как когти.

— Лени, не надо! — крикнула мама.

Папа с силой встряхнул Лени за плечи, схватил за волосы и потащил по полу к двери, ноги цеплялись за коврик. Вытолкнул на мороз и захлопнул дверь.

Лени бросилась на дверь, билась в нее всем телом, пока силы не оставили. Тогда она рухнула на колени под свесом крыши.

Внутри раздавались удары, что-то разбилось, послышался крик. Лени так и подмывало броситься за подмогой, но от этого стало бы только хуже. Да и куда? Им никак не помочь.

Лени зажмурилась и принялась молиться Богу, о котором ей отродясь никто не рассказывал.

Она услышала, как щелкнул замок. Сколько же прошло времени?

Лени не знала.

Она так продрогла, что с трудом поднялась на ноги и переступила порог.

Внутри как на поле боя. Стул сломан, пол засыпан битым стеклом, на диване кровь.

На маму страшно смотреть.

Лени впервые подумала: «Он ведь мог ее убить».

Убить.

Надо бежать. Немедленно.

* * *

Лени робко приблизилась к маме, опасаясь, что та вот-вот упадет в обморок.

— А папа где?

— Отключился. В постели. Он хотел… меня наказать… — Она пристыженно отвернулась. — Иди ложись.

Лени подошла к вешалке, взяла мамину куртку и ботинки:

— Оденься потеплее.

— Зачем?

— Делай, что говорят.

Лени бесшумно прошла к спальне родителей, отодвинула занавеску из бусин. Сердце молотом колотилось в груди. Огляделась и увидела, что искала.

Ключи. И мамин кошелек. Хотя и без денег.

Схватила все это, направилась к выходу, но остановилась и обернулась. И посмотрела на отца.

Он лежал под одеялом на животе, голый по пояс. Руки и плечи покрывали морщинистые, извилистые шрамы от ожогов, в полумраке кожа казалась лиловой. На подушке виднелась кровь.

Лени вернулась в гостиную. Мама курила, и вид у нее был такой, словно ее избили дубинкой.

— Пошли. — Лени взяла ее за руку и потянула за собой.

— Куда? — спросила мама.

Лени открыла дверь, легонько подтолкнула маму, подхватила один из тревожных чемоданчиков, которые всегда стояли у порога, — безмолвная ода худшему, что может случиться, напоминание о том, что умные люди готовы ко всему.

Лени взвалила чемоданчик на плечо и, наклонив голову от ветра и снега, направилась за мамой к автобусу.

— Садись, — тихо сказала она.

Мама села за руль, вставила ключи в зажигание и повернула. «Фольксваген» начал прогреваться, и мама спросила уныло:

— И куда мы?

Лени швырнула чемоданчик в салон.

— Мы уезжаем, мама.

— Что?

Лени уселась рядом с ней.

— Уезжаем, пока он тебя не убил.

— А, вот ты о чем. Да нет, — мама покачала головой, — он меня не убьет. Он меня любит.

— По-моему, у тебя нос сломан.

Мама с минуту сидела потупившись. Потом медленно включила передачу и повернула старенький «фольксваген» на дорожку. Фары осветили выезд.

Мама бесшумно заплакала — наверно, думала, что Лени не замечает. Пока ехали между деревьями, она поглядывала в зеркало заднего вида и утирала слезы. Когда выбрались на дорогу, в автобус диким зверем вцепился ветер. Мама плавно жала на газ, стараясь удержать автобус на заснеженной дороге.

Миновали ворота Уокеров и покатили дальше.

На следующем повороте порыв ветра ударил с такой силой, что автобус занесло. По лобовому стеклу хлестнула ветка, сломалась, на секунду застряла в дворнике, со скрежетом поелозила вверх-вниз по стеклу, наконец выпала, и перед капотом вырос переходивший дорогу огромный лось.

Лени закричала: «Осторожно!» — но и сама понимала, что поздно. Придется либо таранить лося, либо резко сворачивать, а от столкновения с таким огромным животным автобус просто развалится.

Мама вывернула руль, отпустила педаль газа.

Автобус, который на снегу всегда слушался плохо, заскользил в длинном медленном пируэте.

Они плавно обогнули лося, огромная голова промелькнула в считаных дюймах от окна Лени. Ноздри животного раздувались.

— Держись! — крикнула мама.

Они врезались в сугроб у обочины и перевернулись; автобус вылетел с дороги и со скрежетом рухнул в снег.

Лени видела все урывками: деревья вверх ногами, заснеженный косогор, сломанные ветки.

Она ударилась головой о стекло.

Первое, что Лени заметила, очнувшись, была тишина. Потом боль в голове и привкус крови во рту. Мама лежала рядом; обе они очутились на пассажирском сиденье.

— Лени? Ты цела?

— Вроде… да.

Послышалось шипение — что-то с двигателем — и жалобный скрип оседавшего в снегу металла.

Мама заметила:

— Автобус лежит на боку. Думаю, под нами земля, хотя кто знает, вдруг провалимся.

Еще одна смертельная опасность, подстерегающая на Аляске.

— Нас найдут?

— В такую погоду никто на улицу не выйдет.

— А даже если и выйдет, нас не заметит.