Том сбросил газ, пикап полз, рыча и завывая.

— Вон там! — Лени показала, где они вылетели с дороги. Мистер Уокер свернул на обочину.

Впереди засветились фары. Лени узнала пикап Марджи-шире-баржи.

— Подожди в машине, — велел мистер Уокер.

— Нет!

— Сиди здесь. — Он взял мешок, вылез и хлопнул дверью.

В свете фар Лени увидела, как мистер Уокер подошел к стоявшей на дороге Марджи-шире-баржи, бросил мешок на снег, достал свернутую веревку.

Лени прижалась к окну, от ее дыхания стекло запотело. Лени раздраженно протерла его рукавом.

Один конец веревки мистер Уокер обвязал вокруг дерева, другой — вокруг пояса, для страховки. Махнул Мардж, медленно перевалил через бровку и скрылся из виду.

Лени распахнула дверь и, сражаясь с ветром, ослепленная снегом, перешла через дорогу.

У самой бровки стояла Марджи-шире-баржи.

Лени посмотрела вниз, увидела сломанные деревья и смутные очертания автобуса. Посветила фонариком, но мощности не хватало. Послышался скрип металла, глухой стук, женский стон.

И вот… в неверном свете фонарика показался мистер Уокер с мамой: он привязал ее к себе.

Марджи-шире-баржи схватила веревку и принялась вытаскивать их, перебирая руками в перчатках, пока наконец мистер Уокер не вылез на дорогу. Мама осела: она была без сознания. Мистер Уокер держал ее.

— Состояние тяжелое, — прокричал мистер Уокер, перекрывая ветер. — Я отвезу ее на лодке в больницу в Хомер.

— А как же я? — крикнула в ответ Лени. Неужели про нее забыли?

Мистер Уокер бросил на нее взгляд, в котором читалось: «Бедняжка!» Лени отлично знала это выражение.

— Поедешь со мной.

* * *

В приемном покое маленькой больницы было тихо.

Том Уокер сидел рядом с Лени, на коленях у него дыбилась куртка. Когда они вернулись к Уокерам, мистер Уокер на руках отнес маму на причал, бережно усадил в алюминиевую лодку, и они помчались вдоль скалистого побережья в Хомер.

Мистер Уокер внес маму в регистратуру. Лени бежала рядом и касалась то маминой лодыжки, то запястья — до чего могла дотянуться.

За стойкой сидела эскимоска с длинными косами и громко печатала на машинке.

Вскоре за мамой пришли две санитарки.

— А нам что делать? — спросила Лени.

— Ждать.

Они сидели молча; Лени дышала с трудом, словно у легких ее был собственный разум, и они отказывались работать. Лени боялась всего сразу: и что у мамы серьезный перелом, и что мама может умереть, и что приедет папа. (Не думай об этом, не представляй, как он разозлится… и что сделает, когда поймет, что мы сбежали.) И что будет дальше? И как им теперь от него уйти?

— Принести тебе попить?

Лени так глубоко погрузилась в яму своих страхов, что не сразу поняла, что мистер Уокер обращается к ней.

Она подняла мутные глаза:

— А это поможет?

— Нет. — Он взял ее за руку. Лени этого не ожидала и так удивилась, что едва не отдернула руку, но все же ей было приятно. Она сжала его пальцы и поневоле подумала, что если бы ее отцом был мистер Уокер, жизнь сложилась бы совсем иначе.

— Как там Мэтью? — спросила она.

— Лучше. Брат Дженни научит его водить самолет. Мэтью ходит к психологу. Радуется твоим письмам. Спасибо, что не бросаешь его.

Лени тоже радовалась его письмам. Иногда ей казалось, что весточки от Мэтью — лучшее, что есть в ее жизни.

— Я по нему скучаю.

— Я тоже.

— Он вернется?

— Не знаю. Там ведь столько всего. Хочешь — общайся со сверстниками, ходи в кино, занимайся спортом. А уж если Мэтти сядет за штурвал — все, пиши пропало, он же просто обожает самолеты. Мне ли не знать! Он всегда любил приключения.

— Да, он говорил, что хочет стать летчиком.

— Вот-вот. Жаль, что я его толком не слушал, — вздохнул мистер Уокер. — Я ведь всего лишь хочу, чтобы он был счастлив.

К ним подошел доктор, крепко сбитый, из-под синего халата грудь колесом. Лицо морщинистое, обветренное, как у пьяницы, — впрочем, в тайге многие так выглядели — однако же аккуратно пострижен и гладко выбрит, если не считать седых усов.

— Я доктор Ирвинг. А вы, наверно, Лени. — Доктор снял хирургическую шапочку.

Лени кивнула и встала:

— Как она?

— Поправится. На руку мы наложили гипс, так что месяца полтора или около того придется поберечься, но в целом последствий быть не должно. — Он посмотрел на Лени. — Вы спасли ее, юная леди. Она просила меня непременно вам это передать.

— К ней можно? — спросила Лени.

— Да, конечно. Идите за мной.

Лени и мистер Уокер прошли за доктором Ирвингом по белому коридору до палаты с табличкой «Послеоперационная». Доктор открыл дверь.

Мама в больничном халате сидела под теплым одеялом на узкой койке, отделенной занавеской. Левая рука в гипсе, согнута под прямым углом. Нос свернут чуть набок, под глазами синяки.

— Лени. — Мама откинула голову на стопку подушек за спиной. Взгляд у нее был ленивый, рассеянный, как после наркоза. — Я же тебе говорила, я крепкая. — Голос звучал как-то искаженно. — Ну не плачь, доченька.

Но Лени ничего не могла с собой поделать. После всего, что им пришлось пережить, сейчас, когда она увидела маму на больничной койке, Лени поневоле задумалась о том, до чего же мама хрупкая и как легко ее потерять. Мысли ее тут же перескочили к Мэтью: она вспомнила, как неожиданно и стремительно порой уносит людей смерть.

Доктор попрощался и вышел.

Мистер Уокер подошел к маме:

— Вы ведь сбежали от него, правда? Иначе как вы оказались бы там в такую погоду?

— Нет.

Мама покачала головой:

— Я вам помогу, — не унимался он. — Мы все вам поможем. Все мы. Мардж раньше служила прокурором. Хотите, я позвоню в полицию, сообщу им, что он вас избил? Он ведь вас избил, верно? Вы же нос не в аварии сломали?

— Что толку от полиции, — возразила мама. — Знаю я их. Мой отец юрист.

— Его посадят.

— На сколько? На день? На два? А потом он придет за мной. Или за вами. Или за Лени. Неужели вы думаете, что мне совесть позволит подвергать других такой опасности? Да и…

Лени услышала то, чего мама не сказала. Я его люблю.

Мистер Уокер впился взглядом в маму. Избитая, перебинтованная, она была не похожа на себя.

— Вам достаточно только попросить, — тихо ответил он. — Я хочу вам помочь, Кора. Вы же понимаете, я…