– В Земле обетованной мы уже побывали, Ева, – мягко сказал он.

– Эй, Джек, – сказал мой отец, пытаясь поймать его взгляд в зеркале заднего вида. Выжал из себя фальшивую улыбку. И преувеличенно бодрым голосом добавил: – Выше нос, сынок. Все будет хорошо.

Джек выключил и перевернул планшет. Положил на него ладони, тесно сцепил пальцы.

– Ты всегда так говорил, – все тем же мягким тоном сказал он. – Ты мой отец. Но ты лгун.

Ответом ему было молчание.

* * *

Подъездная дорога тянулась вдоль великолепных клумб, окаймленных декоративной капустой; фонтанов с абстрактными скульптурами, из которых била чистая вода, и рощиц с уже окрасившейся желтым и красным листвой.

Джен присвистнула.

– Нехило, – сказал отец.

– И все это – на деньги от парочки дерьмовых фильмов, – сказала мать.

– Не все дерьмовые.

– Почти все. Он сам так говорит.

– Видела бы ты участки в Бель-Эйр, – сказал отец.

– Ты сам-то не видел, – парировала мать.

– А вот и видел. В соцсетях.

Мать фыркнула.

Мы остановились. Парковка в тени. В отдалении виднелась резная беседка, а за деревьями возвышался огромный ажурный белый дом, смахивающий на фальшивый европейский особняк. Может, итальянский.

– Я сразу в бассейн, – сказала мать, отстегивая ремень безопасности. – А потом в джакузи. Там вроде стеклянная крыша.

– Как можно устроить панорамный бассейн вдали от океана? – спросила Джен.

– Вот и узнаем, – ответил отец.

– Надеюсь, выпивки у них достаточно, – сказала мать.

И вышла из машины.

– Ей никто не разрешал тут хозяйничать, – проворчала Джен.

* * *

Ради сохранения личного пространства мы выбрали себе гостевой домик. Кроме Ди – она предпочла комнату для прислуги в псевдопалаццо, где поселилась вместе с близняшками-мерзавками. И Джуси – тот пожелал спать в своей комнате.

Но там уже устроился кто-то из родителей, не ездивших на ферму и прибывших сюда раньше нас, так что Джуси пришлось выдворять непрошеного гостя.

Хоть он и будет ночевать в главном доме, уверил он нас, это не значит, что он собирается тусоваться с предками. Черта с два.

Мы не возражали.

В гостевом домике было три спальни плюс раскладывающийся диван в гостиной. Плюс еще три дивана, один из них – угловой. В нашем распоряжении оказалась маленькая кухня и два туалета. Одну спальню мы отвели Джен и Саки с ребенком: если тот будет плакать, можно будет хотя бы закрыть дверь.

И мы наконец-то согрелись, обсохли и помылись.

– По дороге они пытались ее у меня отнять, – возмущалась Саки, пока мы разбирались, кто где будет спать.

– Отнять? Сестренку?

– Сказали, что сами о ней позаботятся. Что я слишком мала для такой ответственности.

По мне, так не решение, а мечта.

– Я послала их куда подальше, – сказала Саки.

– Но ты можешь иногда просить их побыть с сестрой, – предположила Джен.

Саки лишь хмыкнула.

* * *

Первое время казалось, что мы в сказочном замке. В доме появлялась даже прислуга: экономка, горничные, садовники и какой-то мужик, который вычесывал собак. Они приходили и уходили.

В особняке мы блаженствовали потому, что нас не замечали; на ферме мы тоже были предоставлены сами себе. Здесь, на новом месте, мы поначалу пользовались почти полной самостоятельностью. Родители Джуси снабдили нас одеждой из своих гардеробных (в каждую могла поместиться моя спальня) и выделили бюджет на онлайн-покупки – Терри составил скромную смету, и родители согласились. Мы даже сами заказывали продукты.

Разумеется, бюджет не включал расходы на алкоголь или травку – это по-прежнему приходилось подворовывать. Но Джуси знал, где что лежит, – не первый год этим баловался.

Появились новые правила относительно гаджетов и интернета – правила, которые родители установили сами для себя. Один час на просмотр новостей вечером, один час – утром. На остальное время они отключали вайфай и не подходили к телевизорам. Конфискации подверглись уже не наши, а родительские телефоны. Нечего смаковать чужое горе, заявила одна из матерей.

Запрет не коснулся только денег и работы. Отцы говорили, что должны следить за инвестициями, а кое-кто из родителей частично вернулся к профессиональной деятельности. Те, кто преподавал, проводили онлайн-курсы, в том числе и моя мать («Теория феминизма не знает отпусков»).

Но да, признала она: слушателей на курс записалось в разы меньше.

В остальном их расписание не изменилось. За завтраком – «Кровавая Мэри» и кофе с ликером, в обед – пиво, а едва стрелки часов добирались до четырех, родители пускались во все тяжкие.

* * *

С нашими родителями Джек вел себя вежливо, но держался на расстоянии. Когда-то он доверял им, но они не оправдали его доверия. У меня сложилось впечатление, что он ищет в своей душе прежнюю любовь к ним, но ничего не находит. Источник иссяк.

Что до меня, то я ничего особенного от них и не ждала. Во всяком случае, с того возраста, когда была еще младше Джека. В семь лет я перестала ходить с ними за ручку и больше никогда этого не делала. Хорошо помню, как это было. Мы проходили мимо толпы демонстрантов на площади в Манхэттене (это была Юнион-сквер, как я определила позже). Толпа неистовствовала. Протестующие выкрикивали лозунги. Размахивали плакатами. Прочитать, что на них написано, я не могла из-за маленького роста. Я стояла между родителями, держась с ними за руки. Против чего выступают эти люди, спросила я.

Не имеет значения, ответили они, но я продолжала донимать их вопросами. Они-то видели, что написано на плакатах.

Но они только отмахнулись: «Помолчи, а? Мы опаздываем на ужин. Знала бы ты, чего нам стоило забронировать столик в этом ресторане». Я вырвалась. Бросилась в толпу, лавируя между чужими ногами. Дергала демонстрантов за рукава и спрашивала, что их так возмущает. Некоторые мне отвечали, но слов было не разобрать.

Меня догнал отец. Он раскраснелся и обливался потом. Скрежетал зубами: теперь они точно опоздают, а все из-за меня. Меня наказали.

Впоследствии, каждый раз, когда на меня накатывала злость, я напоминала себе о том, что поняла, пока отходила после отравления заплесневевшим хлебом.

Мои родители не так уж отличались от Рыжика. Они могли сносно функционировать в ограниченной области. Успешно адаптировались к жизни в собственных крошечных нишах. Обжили свой ареал, как выразился бы Мэтти.

Областью моего отца было коммерческое искусство. Здесь он чувствовал себя как рыба в воде, ваяя и продавая массивные ни на что не похожие скульптуры истерзанных войной женщин. Он знал, как вести себя на приемах в галереях и музеях, как бросать коллекционерам и критикам ироничные реплики и как поддерживать свою репутацию эксцентричного чудака. Как выманивать шестизначные суммы