капитана второго ранга Пономарева о благополучном достижении им района ожидания на Северных Марианских островах. Отвлекающая акция на Окинаве прошла по плану. Но отмечалось неожиданно скорое появление противника. Причем в неприятно больших количествах.

Столь болезненная реакция подтверждала мнение об особой важности для противника именно юго-западного направления. Японцы по-прежнему дорожат коммуникациями между материком и метрополией, привлекая для их охраны значительные силы, что позволяло надеяться, что на востоке будет легче.

Рано утром 24 октября из бухты Новик вышли броненосцы береговой обороны «Адмирал Ушаков», «Генерал-адмирал Апраксин», бронепалубный крейсер «Светлана», броненосный крейсер «Дмитрий Донской» и эскадренный броненосец «Сисой Великий». К ним сразу присоединились плавмастерская «Ксения», пароходы «Ярославль III», «Тамбов», «Ораниенбаум», «Ревель», «Джина» и «Сестрорецк», вышедшие из Золотого Рога.

На борту пароходов размещались 3-й, 4-й, 5-й, 7-й и 9-й Восточно-Сибирские запасные батальоны, а также 12-й Восточно-Сибирский горный парк. Покинув залив Петра Великого, конвой отпустил тральный караван и миноноски эскорта и двинулся к заливу Америка. Там встретили пароходы «Нарва» и «Алантон», груженные боевым углем, доставленным с Сучанских копей и привезенным из Австралии, после чего караван двинулся к бухте Владимира. Достигли ее на рассвете следующего дня. Там поголовье подопечных заметно увеличилось. К эскортируемым судам добавилось сразу тринадцать больших пароходов с пехотными и артиллерийскими частями из состава 5-й и 44-й дивизий 9-го армейского корпуса и три угольных транспорта, уже довольно давно томившихся на отшибе.

Начальство принимало рапорты и проводило экспресс-инвентаризацию нового хозяйства, а механики учинили большой смотр механизмам. Главной целью было выявить все неисправности дома, до начала большого океанского плавания. Подошли к делу основательно, так что провозились с этим до самого вечера, так и не найдя серьезных изъянов, о чем и телеграфировали во Владивосток под благовест, созывающий прихожан на вечерню.

Два протяжных удара и разлившийся следом за ними равномерный рассыпчатый перезвон, далеко растекавшийся по туманной глади залива, стал для многих приятным сюрпризом. Никак не ожидали услышать такое в совсем еще недавно совершенно диких местах. Теперь же и сюда пришли люди. Обживаются, обустраиваются. Как быстро все меняется!

А с утра состоялся общий молебен. Старшие офицеры, и морские и сухопутные, съехали на берег и заполнили только что поставленную небольшую деревянную церковь. Утро было ясное. Солнце лучилось на свежеоструганных, ладно подогнанных бревнах сруба, деревянном же скромном, но аккуратном и ухоженном иконостасе, золоченых окладах икон. Запах смолья мешался с ладаном, и слова молитвы ложились на сердце, наполняя душу умиротворением.

В храме на берегу места для всех, естественно, не хватило. Но и на боевых кораблях и пароходах с первым ударом колокола со звонницы все уже стояли по команде «шапки долой». Судовые и полковые священники также окормляли свою паству, по мере сил и радения пытаясь исцелить тревогу и смятение духа в предстоящей разлуке с Родиной.

После службы шлюпки расходились по кораблям, провожаемые торжественным перезвоном. Много времени окончательные сборы не заняли. Получив последние инструкции и напутствия, немалый караван величаво и степенно двинулся в путь, отвечая пестротой сигнальных флагов на сигнал «Счастливого плавания», взвившийся на мачте сигнального поста мыса Орехова.

Осторожно вытянувшись в открытое море, сразу повернули к входу в пролив Цугару. Все транспорты, добранные из бухты Владимира, были трофейными. До недавнего времени они отстаивались в Амурском лимане в ожидании решения высшего призового суда. Никаких консервационных работ на них не производилось, обслуживания, естественно, тоже. А когда наконец вынесли положительное решение суда, тут же было решено привлечь их к предстоящему делу. Пришлось приводить все в должный порядок в авральном режиме.

В первую очередь, естественно, занялись котлами, машинами и приспособлением трюмов для перевозки людей и лошадей. О внешнем виде думать было некогда ни тогда, ни теперь. Поэтому сейчас восемь бывших японцев, два экс-англичанина, конфискованные голландец, норвежец и француз резко выделялись из общего строя грязными ржавыми разводами на бортах и надстройках. К тому же новые экипажи еще не успели освоить свои посудины в полной мере, что отнюдь не способствовало улучшению отношения к ним со стороны остальных попутчиков.

После нескольких опасных сближений, едва не закончившихся столкновениями, пришлось снизить общеэскадренную скорость. А когда не помогло, эту «чертову дюжину» перевели в хвост каравана, где за ними издали и с опаской присматривали «Ушаков» с «Донским».

Собрать из них хоть какое-то подобие строя в три шатающиеся кильватерные колонны оказалось делом непростым. Хотя все сигналы принимали и понимали быстро и правильно, исполнение приказов оставляло желать много лучшего. Закончили только после полудня, не по разу употребив все известные непечатные выражения. К тому времени иначе как «пьяным сбродом» их уже не называли.

Вскоре встретились с броненосцем «Наварин» и крейсером «Адмирал Нахимов» под флагом контр-адмирала Энквиста, отправленными навстречу из Цугару еще накануне вечером. Сразу началась возня с перестроениями. Пароходы расходились в два отдельных каравана. После обмена штабной корреспонденцией отряды разделились. Часть ушла в Хакотдате, а возглавляемый «Сисоем» большой конвой повернул к проливу Лаперуза.

Строй уже удавалось более-менее поддерживать. Из соображений максимальной скрытности и секретности сам пролив в восточном направлении форсировали ночью. Силами порта Корсаков обеспечивалась безопасность ночной навигации и подстраховка, на всякий случай. Что оказалось нелишним. Трофейный голландец выкинул фортель: едва миновав мыс Крильон, разразился морзянкой ратьера о потере хода. Его увели на буксире к маяку, а прочие продолжили движение и на рассвете встретили в Охотском море вспомогательные крейсера «Кубань» и «Рион», вернувшиеся уже из второго своего похода к берегам Камчатки.

Этот их рейс, помимо стандартных охранных задач, был, можно сказать, ревизией. Встревоженное общественной петицией камчатцев дальневосточное высшее руководство отправило со срочной проверкой к далеким берегам штаб-офицера для особых поручений при приамурском генерал-губернаторе подполковника Страдецкого. Тот, подойдя к делу весьма серьезно, в кратчайшие сроки собрал богатый материал о произволе иностранных купцов и промысловиков (да и не только иностранных, и не только купцов), позволявших себе слишком вольно трактовать законы Российской империи. Запрещенный этими законами ввоз спирта в «инородческую» страну, коей является Камчатка, выглядел мелкой шалостью на фоне всего прочего безобразия, творившегося вокруг вывоза мехов и добычи рыбы и всех прочих богатств тех земель. Последователи американца Прота с брига «Пай»[17] развернулись во всю мощь.

Визит двух вооруженных пароходов, достаточно резвых, чтобы догнать и арестовать практически любого браконьера, позволил хотя бы на время снова очистить воды у западного побережья Камчатки и Командорских островов, обеспечив серьезное пополнение местного плавсостава и бригад каторжан, занятых на многочисленных новых стройках. По законам военного времени все тяжбы решались сразу на месте.

Кроме того, был