– Мы редко приезжаем в город. Значит, вы друг Почти Нормального Джимми, верно? Это замечательно. Но почему вам так сильно хотелось найти нас? И кто вы такой на самом деле? И что Почти Нормальный делает на Востоке?

– Давайте сначала выберемся из этой темницы, хорошо? Я отвечу на все ваши вопросы завтра, на собеседовании при приеме на работу.

– На каком собеседовании?

– Я рассчитываю получить работу в вашем придорожном зверинце. Хочу стать вашим менеджером.

Возникла забавная, но многозначительная пауза.

– Ведь вашему зверинцу нужен менеджер, разве нет? Почти Нормальный говорил мне, что вам понадобится человек, который будет заниматься вашим зверинцем.

Аманда и Джон удивленно переглянулись. Буквально сегодня утром они обсуждали, где бы найти человека, который бы помогал им управляться с придорожным заведением. Кафе и зверинец, несмотря на всю свою непритязательность, требовали немалых забот, отнимая гораздо больше времени и энергии, чем Аманда с мужем первоначально предполагали. А что будет летом, в разгар туристического сезона, когда сюда понаедет народу?

– Мы все подробно обсудим во время собеседования. А пока отведите меня в аптеку. Если, конечно, у вас собой не найдется готового средства. Четыре дня тряски в междугородном автобусе и двадцать четыре часа на цементном полу здесь в тюряжке – и у меня в заднице снова расцвел бутон. Что за напасть! Вы, женщины, считаете, что коль вам приходится рожать детей, то, кроме вас, никто больше не мучается! Да, но согласитесь, что рожать приходится самое частое раз в девять месяцев, а вот если у вас геморрой, то каждое посещение сортира несет с собой муки почище ваших родов! Так что кому уж говорить!

Такой страдалец от геморроя, как Маркс Марвеллос, вел дневник. Нет, его дневник не шел ни в какое сравнение с дневником, который вел Джон Пол. Нет, в нем вы не нашли бы строк вроде этих:

«Преследуя по пятам Пожирателей Зеркал, мудро поступает тот, кто не наступает на их какашки».

Или же, например, таких:

«На экватор! Отсюда он хорошо виден! И сразу заметно, что уже начал проседать. Скорее всего – дерьмовый фундамент. Так что будущим инженерам есть над чем поломать голову. Сегодня мы обедаем на толстом земном брюхе, наблюдая, как над нашей головой, пока мы жуем, роятся математические множества звезд. Затем мы прополощем наши носки среди лебедей в его пупке и повесим сушиться на бивни. И если протянутая рука принадлежит Дикарю, мы бросим ему в ладонь торбу с нашими желаниями».

Понятно, что ничего подобного в дневнике Маркса Марвеллоса не было и нет. Ведь он не чародей, отнюдь нет. Он не совершал путешествий ни в Африку, ни в Индию. Он не встречался с Дикарем, не имел счастья разделить с кем-то лицезрение «Бородатого сердца». Тем не менее его дневник не обделен литературными достоинствами. Хотя бы потому, что в нем можно найти любопытные замечания по поводу придорожного заведения в округе Скагит до того, как туда прибыло Тело. А чтобы лучше прочувствовать, что и как там было, лучше всего ознакомиться с небольшой порцией словесных излияний автора.

Когда я прибыл в Сиэтл, солнце светило вовсю, и небо было голубым. Стоит отойти чуть дальше от многолюдья прибрежных кварталов и углубиться в лабиринт улиц, как Сиэтл мало чем отличается от любого другого американского города сходных размеров. За исключением одной вещи. Вознесясь высоко над городом, даже выше, чем поросль небоскребов, можно увидеть величественный, увенчанный снежной шапкой конус потухшего вулкана Реньер. Он столь огромен и красив, что поначалу у вас голова идет кругом, и вы ахаете от изумления, он словно вырывает вас из привычной городской среды, открывая путь полету самых безудержных фантазий. Лично мне конус горы Реньер представился гигантским айсбергом, на который на всех парах летит многолюдный город. Кажется, еще мгновение – и раздастся оглушающий треск. И Сиэтл подобно «Титанику» пойдет на дно. Я словно наяву вижу, как глава города и его советники сгрудились на крыше мэрии, распевая «Nearer, My Gold, to Thee»,[10]а вода тем временем подбирается все выше.

Когда меня упекли за решетку, небо было по-прежнему голубым, а солнце светило все так же ярко. Однако пока я сидел в тюремной камере, пошли дожди. Пресловутые сиэтлские дожди. Сначала была серая изморось, потом полило все сильней и сильней. Именно под таким противным холодным дождем мы были вынуждены пройти четыре квартала от Здания общественной безопасности до зиллеровского джипа – оставалось только надеяться, что небеса смилуются над нами.

Обычно в таких ситуациях я имею привычку, повыше подняв воротник, втягивать голову в плечи. Я тупо смотрел под ноги, заставляя себя вышагивать вперед под проливным дождем. А вот мои спутники реагировали на ливень совершенно иначе. Они шли спокойно, ровным шагом, в их телах не чувствовалось никакого напряжения. В отличие от меня они не втягивали голову в плечи, не сутулились, а гордо устремлялись вперед среди дождевых струй. Они подставляли этим струям лицо и даже не думали отворачиваться, когда тяжелые капли барабанили им по щекам. Они словно упивались ливнем. Почему-то это показалось мне чрезвычайно важным. Зиллеры принимали дождь как данность. Он не казался им чем-то чуждым или враждебным, у них не было в мыслях отвергать его или бросать ему вызов. Нет, они принимали его и были в гармонии с ним, растворялись в его стихии. Я попытался последовать их примеру. Я распрямил шею, расправил плечи и устремил взгляд вперед, в мглистую пелену. Я позволил стихии делать со мной все, что ей заблагорассудится. И, как и следовало ожидать, ничего такого она со мной не сотворила. Что за глупые мысли. Просто шел дождь, как и полагается дождю, я же как человек представлял собой совершенно иное явление природы и просто делил с дождем пространство, на котором мы с ним оказались одновременно. Если смотреть на ситуацию именно так, становится как-то легче на душе. Нет, я не промок от этого сильнее, и если в хождении под дождем все же было мало приятного, по крайней мере я сумел избавиться от напряжения. Я даже расплылся в улыбке. А расплылся я в улыбке потому, что понял: в обществе Зиллеров я провел всего каких-то пятнадцать минут, а уже научился у них кое-чему и сумел изменить свое поведение. Судя по всему, я на верном пути.

Это был очередной придорожный аттракцион. Однако по рекламному щиту трудно судить, насколько он отличался от сотен ему подобных, что выстроились вдоль дорог Америки (словно игрушки на извивающихся асфальтовых полках).

Придорожный аттракцион – 2 мили

Вот и все, что говорилось на нем. Правда, второй щит уже сообщал кое-какие подробности.

Живые змеи!

Остановитесь посмотреть на редкие виды пресмыкающихся!

Змеи, Которые Скоро Исчезнут с Лина Земли!

Обеды. Соки

1 миля

Третий шит был уже гораздо более внушительным. Наверное, потому, что его венчало гротескное изображение какого-то насекомого с выпученными глазами.