С этими словами Зиллер поднялся из-за стола и направился в дальний угол кухни, где затем принялся снимать с крюков длинные связки сосисок. Было в его точных и размеренных движениях нечто такое, что роднило его с нимфоманкой, срывающей плоды наслаждения с вьющихся лоз своих извращенных мечтаний.

II

Сначала Аманда выпустила Тора и Мои Кула поиграть в рощице за домом, после чего повела потенциального работника по территории заведения. В залитом солнечном светом конце дома, там, где у бывшей его владелицы располагалась столовая, огороженная металлической сеткой, высилась груда камней. Подведя Маркса к вольеру, Аманда пристально посмотрела в лицо гостя, пытаясь обнаружить на нем признаки омерзения.

– Мы всей душой печемся о наших крошках, – доверительно произнесла она. – Их осталось всего не более ста особей, и нам, можно сказать, повезло, что мы смогли взять на себя заботу сразу о нескольких.

Маркс попытался подсчитать количество сан-францисских подвязочных змей, что копошились за металлической сеткой, однако поскольку они только и делали, что извивались между камнями и между собой, провести точную перепись змеиного населения оказалось делом непростым. Штук двенадцать – пятнадцать, решил про себя Маркс.

– Что-то не похоже, что они на грани исчезновения. Вид у них вполне цветущий, – буркнул он.

Блошиный цирк оказался под увеличительным стеклом в выемке специального стола с подсветкой. Маркс Марвеллос не смог скрыть своего восхищения. Все блохи до одной были в костюмах – некоторые одеты в балетные пачки, другие – в латы римских легионеров. Имелась среди них пара в клоунских нарядах, еще одна – наряженная персидским царем, другая – ковбоем. И наконец, одна блоха – в алом шифоновом вечернем платье и желтом парике – ну вылитая Джин Харлоу в миниатюре. В углу под крошечным балдахинчиком были сооружены декорации.

– Блохи – моя радость и моя гордость. Я их лично выдрессировала и сама сшила им костюмы, – поведала Аманда, – но они же и моя главная головная боль. Блохи требуют к себе постоянного внимания, потому что туристам обычно хочется взглянуть на их представление. Нет-нет, я их отлично понимаю. Но мне постоянно приходится ставить новые спектакли, а это довольно утомительно. Например, в иные дни мы устраиваем гонки колесниц практически каждый час, и народ жалуется, если им приходится ждать. Сейчас у меня нет времени показать вам спектакль. Скажу лишь, что мы заставляем блох проделывать все эти фокусы, пуская на них дым. Нет-нет, это совсем нетрудно. Требуется лишь немного практики. Уверяю, из вас тоже получится отличный дрессировщик блох, вот увидите.

Маркс Марвеллос от души расхохотался.

– Из меня? Дрессировщик блох? Интересно, что бы сказали, узнай они об этом, мои коллеги по институту?

– По институту? – удивилась Аманда.

– Да. Просто когда-то я работал в одном исследовательском учреждении. Ист-Риверском институте, если уж быть до конца точным.

Название это ничего не говорило Аманде.

– Надеюсь, вам там нравилось, – произнесла она и повела гостя дальше, к нише с эффектной подсветкой, где на атласной подушке покоился кусок янтаря с мухой цеце внутри. Именно здесь, при свете свечи, отражавшемся зелеными отблесками в фасеточных глазах насекомого-убийцы, Аманда и решила провести вторую часть интервью.

– Вы боитесь змей? – был первый вопрос.

– Ничуть. Когда-то давно, когда мы в школе по зоологии проходили змей, я даже собственными руками ловил щитомордников.

– Вы сумеете правильно давать сдачу? – второй вопрос.

– В колледже я изучал математику в объеме двадцати часов. Надеюсь, мне не составит труда дать сдачу с доллара. Нет, даже с пяти.

Наконец третий вопрос:

– Хватило бы у вас терпения продавать сосиски проезжим водителям, а летом всячески ублажать капризных туристов?

– В свое время психолог в нашем институте сказал, что мазохист во мне виден за милю. Полагаю, этого расстояния достаточно, чтобы разглядеть во мне идеальную кандидатуру для обслуживания туристов.

– В таком случае мне больше ничего от вас не требуется.

– То есть, Аманда, вы хотите сказать, что берете меня на работу лишь на основании того, что вам известно обо мне на данный момент?

– Почему бы нет? Вы отвечаете всем требованиям. Более того, вы мне нравитесь. У вас честное лицо (и еше кое-то поинтереснее, добавила она про себя, глядя на выпуклость под клетчатыми брюками). Кроме того, сегодня утром я справилась о вас по книге «И Шин». Я раскинула стебли тысячелистника и в результате получила гексаграмму Цуй, или Воссоединение. В гексаграмме Цуй образ Озера лежит поверх образа Земли. Это означает, что Озеро грозит выйти из берегов и залить Землю, то есть опасность связана с тем, что кто-то соберется вместе. Но в целом гексаграмма Цуй несет в себе радость, потому что сильным людям только на пользу собираться вместе в едином порыве. Отчего я сделала для себя вывод, что хотя выпавшая гексаграмма и несет в себе элемент опасности, тем не менее мы все только выиграем, если вы согласитесь поселиться с нами. А разве вы интерпретировали бы это как-то иначе?

Маркс Марвеллос насупился словно горгулья, которой до смерти осточертел Нотр-Дам.

– Боюсь, я не стал бы при принятии решений полагаться на дурацкие китайские суеверия, – ответил он. – Скажу честно, на основе вашей «И Шин», или как вы там называете эту свою книженцию, я не взял бы на работу даже говночиста. А уж тем более не соглашусь, чтобы на основании каких-то там гаданий меня брали на должность управляющего вашим заведением.

Аманда явно не ожидала таких резкостей.

– Извините, – пробормотала она, – я не думала, что вы это так воспримите. Вы ведь дружны с Почти Нормальным Джимми. Вот я и решила, что вы разбираетесь, ну или по крайней мере знакомы… со знанием, что лежит вне пределов песочницы эмпирического опыта.

– Стоит Почти Нормальному Джимми завести речь на философские темы, как он тотчас, как и все юные мистики, становится похож на смесь Нормана Винсента Пила и предсказателя из дешевого балагана. А из того, что я сегодня узнал о себе от вас, то и вы недалеко от него ушли. Песочница эмпирического опыта! Это же надо так загнуть!

Однако Маркс Марвеллос вовремя сдержался и поспешил подсластить сарказм елеем.

– Вы не подумайте, у меня и в мыслях не было оскорбить вас! Просто я ученый – в некотором роде ученый, то есть ученый до известной степени, – и привык решать проблемы человечества. И поэтому терпеть не могу, когда в принципе разумные люди пытаются уверить меня, будто им известны средства избавления человечества от его скорбей. Как правило, все это не более чем результаты гадания на кофейной гуще – всякой там йоги, теософии, вегетарианства, дзена, примитивного христианства, летающих тарелок и вертящихся столов.

– Я не пытаюсь вас ни в чем уверить, Маркс Марвеллос.

Голос Аманды позвучал мягко, едва ли не вкрадчиво. Она сделала шаг, и ее грудь под усыпанной блестками вязаной безрукавкой соблазнительно покачнулась. Губы ее были влажными, словно лепестки орхидеи в каплях росы.