— А как твоя мама?

Серб ещё раз тяжело вздохнул.

— Мама дома. Болеет, ждёт меня. Я ей каждый месяц высылаю деньги, она их отдаёт Цуркану — хозяину "Мерседеса". Немножко оставляет себе — пенсия у неё совсем никудышняя.

— Будешь писать — передавай ей привет. — Всё, пора заканчивать вечер встречи старых друзей. Приятная, конечно, встреча, ничего не скажешь, приятная и неожиданная — но всему своё время. До подхода фуры с товаром для иракского Резистанса70 остались считанные часы, а проблема остаётся нерешённой — и тут уж не до телячьих нежностей. Пусть Славомир не обижается — но у Одиссея сейчас нет времени ни на что, кроме Дела. Которое он обязан завершить благополучно, что бы ему не пели из Москвы. Взялся — ходи! Взорвать уже почти доставленный груз — большого ума не надо; большой ум нужен как раз для того, чтобы этот груз оказался в руках у тех, кому изначально предназначался. И для этого надо поторопиться — у них осталось чертовски мало времени…

— Саня, ты что, меня не слышишь?

— А? Что? — Одиссей непонимающе глянул на серба.

— Я тебя спрашиваю — тебе нужна моя помощь? — Славомир смотрел в его глаза — и в выражении его лица не было и следа от недавней дурашливой радости; вместо неё — тревожная настороженность и до боли знакомая Одиссею решительная собранность стрелка перед выстрелом. Ого! Однако…

Одиссей отрицательно покачал головой.

— Нет, Слава, ты мне ничем помочь не можешь. Но за предложение — спасибо!

Серб отмахнулся от его слов.

— Саня, я знаю, за что ты сидел в Сегеде. Ты пролил кровь за мой народ и мою страну. Ничего не говори! — Славомир протестующе взмахнул рукой на попытку Одиссея что-то сказать в ответ. — Ничего не говори — просто послушай меня. Я вижу по твоим глазам, что тебе нужна помощь. Я не знаю, чем я могу тебе помочь — но ты можешь целиком рассчитывать на меня. У меня есть две руки, голова, пустой бензовоз и полторы тысячи евро — ты можешь располагать всем этим. Если надо — моей жизнью. И не отказывайся, не рассказывай мне красивые сказки о том, что ты возишь какие-то запчасти — я всё равно тебе не поверю! Ты в беде — и мой долг тебе помочь. Просто потому, что тогда, в девяносто девятом — в беде была моя страна, и ты нашёл способ нам помочь. Решай, что я смогу для тебя сделать!

Вот чёрт настырный! Хотя…. Хотя в его словах проскользнула какая-то дельная мысль. Что-то он сказал, за что тут же зацепился мозг…. Что-то очень важное…. СТОП! ПУСТОЙ БЕНЗОВОЗ!

У Одиссея от напряжения мгновенно вспотела спина и бешено заколотилось сердце. У Славомира в руках ПУСТОЙ бензовоз. В котором…. Риск? Ещё какой! Но зато — какой шанс! Вот дьявол! Сказать ему? Предложить положить голову на плаху? А если….. Ладно, хватит рефлексий и неуверенности! Ничего случайного в этом мире не происходит; раз Господь решил свести его в этом глухоманистом пыльном приграничье с этим сербом — значит, он знает, что делает. Ему видней. Стало быть — решено! Если Бог посчитал нужным организовать их встречу — значит, имел в виду именно это!

И Одиссей, глянув прямо в глаза Славомиру, решительно выдохнул — и произнёс негромко, но твёрдо:

— Слава, у меня действительно есть серьезная проблема. И ты сможешь помочь мне её решить. — Одиссей на мгновение заколебался. Сказать? Сказать. Но не всё. Главного, пожалуй, пока говорить не стоит. Просто обозначить степень опасности — этого в данной ситуации будет более, чем достаточно! И он продолжил: — Но только ты должен понимать, что…

Серб тут же его перебил.

— Саня, я сделаю всё, что надо. Не говори мне о риске для моей жизни и разную другую ерунду. Я не знаю, зачем ты здесь — но уверен, что дело у тебя опасное и рискованное. Поэтому не трать напрасно время. Говори, что мне надо делать!

Одиссей промолчал несколько секунд — а затем спросил деловито:

— У тебя, в твоей бочке, которую ты тягаешь через границу — какой диаметр заливной горловины?

Серб почесал затылок.

— В цистерне? Где-то сантиметров восемьдесят с небольшим. Может, девяносто, но точно меньше метра.

Что ж, годиться. Если достать трубы из ящиков, в которых они сейчас хранятся, и грузить только запакованные в полиэтилен пусковые и запасные ракеты — все они свободно пройдут в горловину. Они хорошо упакованы, можно сказать, почти герметично, да и, в конце концов, что этому военному железу может сделаться от соприкосновения с соляркой — коей, без сомнения, в достатке на дне цистерны? Ничего — только красивше будет! Да и пластик ракетных контейнеров вряд ли пострадает от нефтепродуктов — чай, для войны делалось… Ладно, теперь надо ввести в курс дела господина Войковича — раз уж он так хочет. Но исключительно в общих чертах…

— Слава, твоя машина с бочкой уже в очереди?

Серб отрицательно помахал головой.

— Нет, бензовозы пускают только ночью. В целях безопасности. Тогда трафик пожиже. Пока она стоит в ста метрах отсюда, на паркинге.

— Ты можешь её развернуть и вернуться километров на десять-двенадцать назад?

Славомир пожал плечами.

— Конечно, могу. А зачем?

— Затем, что мы в твою цистерну закинем сотню упаковок с таким содержимым, что если твою бочку откроют и тебя с ним поймают — не сносить тебе головы.

Серб пренебрежительно махнул рукой.

— Никто никогда в цистерны не заглядывает. Туркам это не надо, а курды давно уже на все формальности наплевали и забыли — если когда-то что-то и помнили. Да и что можно провезти в грязной бочке из-под солярки? Никакая контрабанда там не выживет! — А затем, посерьезнев, спросил: — А что будет в этих твоих упаковках?

Одиссей тяжело вздохнул.

— Этого я тебе сказать не могу, не проси. Но для этих… предметов солярка — абсолютно безопасная среда.

Серб кивнул.

— Хорошо. Куда именно мне надо ехать и где стать?

Хороший вопрос. Но без Туфана ему на него не ответить.

— Ты что делал в этой забегаловке?

Серб улыбнулся.

— Долму ел — пока тебя не увидел. Сначала подумал — привидения уже днём начинают по Курдистану расхаживать, или у меня от постоянной вони солярки уже галлюцинации начались.

— Вот иди и доешь свою долму, а я пока определюсь, куда тебе надлежит отправиться. Добро?

Войкович молча кивнул и направился к дверям забегаловки. Так, теперь надлежит оторвать от кебаба из курицы господина Сарыгюля — потому как на счету каждая минута…. А вот и он сам, собственной персоной, явился, не запылился! Туфан у нас, похоже, телепат…

Действительно, вслед за исчезнувшим в дверном проёме точки общепита Славомиром Войковичем из этих же дверей вышел господин Сарыгюль — и, подойдя к Одиссею, спросил негромко:

— Тот, который тебя по плечу бил — он кто?

— Один старый друг. Почти брат.