Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что творишь?! Тебе лет сколько?! А ведёшь себя как пятнадцатилетний пацан! – в освещённом квадрате лаза появилось помятая спросонья бородатая рожа Великого Магистра, опустившаяся ниже уровня кухонного пола и выискивающая глазами местоположение зрелого проказника.
«Вот бы тебя падла ухватить за бороду, да затянуть сюда! Забил бы на хер наглухо, пока б подмога подоспела!» – и с этой мыслью Доктор привстал и продвинулся в сторону люка.
Но то ли глаза выдали его намерения, то ли умудрённый опытом Борода не стал искушать судьбу и на всякий случай тут же увеличил расстояние до его физиономии. Он гневно приказал принести и кинуть вниз половую тряпку для вытирания «этого скотства». Но вытирать особо было нечего, поскольку вся жидкость впиталась в грунтовый пол и, протерев деревянный трапик Док, кинул тряпку в ведёрко в углу. Пустобрёх наверху что-то продолжал вещать в назидание провинившемуся. Доктор, не слушая его снова расположился на своей лежанке погрузившись в свои мысли и вскоре после того, как его заперли и все угомонились опять уснул.
Разбудил его, по всей вероятности, уже после подъёма, так как сверху доносились голоса и топот ног обитателей дома, временно разжалованный волонтёр Второго дома Лангетка, бывший не более чем лет на восемь младше Доктора. Его перевели на резидентство на Первый пару недель назад за бездействие по Программе, а иными словами, за то, что он, став волонтёром забил на все Шаги и с утра до ночи валялся на Втором в консультантской и смотрел телек. Здесь его достаточно интенсивно взбодрили, он от души подежурил, погонял в наряде бомжа, подвигался с сумками дров и рваных сланцев, изрядно пописал последствий после отбоя. Это его подтолкнуло вернуться к написанию Второго Шага, и теперь он чуть не каждую ночь строчил его, что оглашенный, восстанавливая утраченную репутацию.
Лангетыч спустился к узнику со здоровенным бокалом ароматного горячего чая, вальяжно закурил американскую сигарету и начал возвращать здравомыслие Доктору причмокивая похлёбывая чай. Нет смысла цитировать его выступление, Док пришёл к выводу, что оно явно носило заказной характер, а заказчик, по всей вероятности, находился сверху и слушал. Все мысли главного героя вертелись вокруг буквально сводящих с ума запахов чая и сигарет. Но попрошайничать у врагов, а Лангетку он, безусловно, причислял именно к врагам, хотя тот лично не сделал ему ничего плохого, было не в стиле вредного Доктора.
– Да пошёл ты на хер вместе со своей Программой, заумными речами и всем этим балаганом! Приятного аппетита! – оборвав оратора на полуслове, решивший как можно быстрее избавиться от незваного гостя, узник демонстративно повернулся к нему спиной и громко с растяжечкой и характерным треском выпустил кишечные газы.
– А ещё взрослый образованный человек и так себя ведёшь! Я ведь от души тебе помочь хочу, а ты вот значит, как поступаешь! – специально громко заблажил Лангетка, обвиняя Доктора в гордыни и высокомерии, но тот его уже особо не слушал, а снова беззвучно злорадствовал над унижением ещё одной шестёрки ненавистного Алтайского Шарлатана.
Следующими его посетителями через несколько часов стали дорогие Боцман с Фагундесом. Они тоже наперебой выдавали заученную речь, смысл которой сводился к тому, что ему надо покаяться перед Великим Магистром и возвращаться в группу, при этом показывали на потолок, пожимали плечами и улыбались. Доктор был рад их просто видеть, он был рад, что при всех раскладах они оставались самими собою, а особенно он был рад тому, что, вещая без остановки по Программе они одновременно доставали из различных потайных карманов сигареты, спички и конфеты и передавали ему всё это богатство. Он решил подыграть своим товарищам, в надежде, что если Верховный Консул увидит успех их миссии, то позже пустит их к нему ещё. И специально громко заверил их, что обязательно последует их совету, но попозже, а сейчас он хочет немного побыть в одиночестве и отдохнуть от всех. После их ухода Доктор тщательно спрятал в разных местах погреба принесённые дары.
В дальнейшем ему стали давать утром и вечером большой бокал крепкого и сладкого пакетированного чая с куском хлеба. Периодически даже перепадало что-нибудь съесть, то горошница с сосиской на ужин, которую он втянул с взятой тут же в погребе луковицей, чтобы не заболеть. То большая шлемка супа на обед или плов на ужин, а однажды даже дали вечерних оладьев. Время от времени спускавшиеся к нему то Боцман, то Фага, а то и Фага с Лангеткой подгоняли сигарет и конфет, так что в плане снабжения всё было достаточно ровно. Ребята неизменно склоняли его к завершению заточения через покаяние. В качестве аргументов приводились доводы о том, что все несут последствия, что даже Боцман сам со своей позвоночной пластиной давеча стоял суслика. А Пина, Зёма и Фага с тех пор, как он здесь зависает, гоняли по суткам с плакатом о порящей их жалости. Доктор неизменно благодарил их за заботу и советы, но отвечал о своей временной неготовности вернуться в группу.
На самом же деле он для себя уже окончательно решил не подниматься из трюма до конца смены Бороды. Поначалу ему было достаточно комфортно в вынужденном одиночестве. Он особо не мёрз и не голодал, поскольку какой-никакой подкожный жир у него оставался. Несколько сигарет в день ему тоже было вполне достаточно. В первые пару суток он как следует выспался не взирая на время. В свободное ото сна время он много размышлял о происходящем. Чувства и нервы его более-менее успокоились, и к нему вернулась способность логического мышления, которую он напрочь терял в состоянии эмоционального взрыва. Как раз в эти дни завершился второй месяц пребывания Доктора в «Северном сиянии» и может быть это последний триггер перед возвращением домой?
«Ведь откуда у родителей пенсионеров деньги на оплату его содержания